Васек Трубачев и его товарищи (книга 3)
Шрифт:
Ребята вдруг догадались все сразу.
— Главное — хорошо учиться! Учиться! Учиться на «отлично»! — весело выкрикивали они.
— Ну вот наконец-то вспомнили, зачем школу строили! — смеялся над ними директор.
Васек, стоя среди школьников, обменялся со своими товарищами тревожными взглядами,
«А мы-то… а мы-то как?» — думалось каждому. Елена Александровна заметила их волнение и, подняв голову, стояла решительная и непоколебимая, глядя перед собой упрямыми синими глазами. Только пальцы ее рук, заложенных
Решено было немедленно начать перебираться из старой школы.
Ребята забегали по лестнице, зашумели. Елена Александровна оторвалась от своих мыслей.
— Выйдите все во двор! — скомандовала она. — Я сама распределю. Вы переполошите весь госпиталь! Постройтесь во дворе… Иван Васильевич, вы пойдете с двумя девочками. Они помогут вам перенести ваши пожитки. Еще двое пойдут со мной. Остальные, в полном порядке и совершенно тихо, будут ждать у ворот госпиталя. Мы вынесем им парты и все, что можно перенести на руках, — объясняла Елена Александровна. — Толя Соколов, бери первую партию ребят…
На помощь Елене Александровне вышел директор. Когда все утихло и наступил полный порядок, первая партия ребят двинулась к госпиталю.
В этот день жители городка с удивлением смотрели, как по улице весело шествовали школьники, перетаскивая на руках столы, парты и учебные пособия. Младшие несли стулья и, продев головы через спинки, весело барабанили пальцами по сиденью и пели кем-то наспех сочиненную незатейливую песенку:
Шагаем мы по улице И в барабаны бьем! Назло проклятым гитлерам Учиться мы идем!Мазин тащил из бывшей учительской огромное кожаное кресло: Он останавливался на улице, ставил кресло и, развалившись в нем, отдыхал посреди дороги, перебрасываясь веселыми шутками с прохожими.
В госпитале ребята вели себя тихо. Осторожно вытаскивали из сарая сложенную там школьную мебель, разговаривали шепотом, с опаской поглядывая на окна палат. Школьный сторож, собирая пожитки, кряхтел и, стоя посреди своей бывшей каморки, задумывался. Девочки, помогавшие ему перебираться на новую квартиру, почтительно стояли на пороге и ждали.
— Вы того… тут вот ящик у меня с приборами из физического кабинета — вещи тонкие, поосторожнее надо… — бормотал старик.
— Давайте, давайте! Мы донесем! — уверяли его девочки. Старик передавал ящик и снова задумывался, глядя на старые, знакомые стены своей каморки, где уютно и мирно прошли двадцать лет его жизни.
— Эх, привык я, ребята, к этому дому… Вот тут, у окошечка, сколько мыслей перевернул в своей голове, скольких ребят встречал и провожал на этом крыльце! Эх-хе-хе… Сколько всякого разного было в жизни, все добром вспоминаешь. А вот тот день, когда войну объявили, как крючок в памяти! Будь они прокляты, живодеры эти, фашисты! — вздыхал школьный сторож, прикрывая за собой дверь опустевшей каморки.
В госпитале переезд тоже вызвал оживление. Нина Игнатьевна радовалась освобождению лишней комнаты и загруженных школьной мебелью сараев. Комната бывшего сторожа была нужна сестре-хозяйке под кладовую. Санитарки спешно мыли и чистили ее, не обращая внимания на старика.
— Ну, ну, заторопились! Еще человек ноги не унес, а они уже — раз-два! — живо тряпок понакидали, ручьи распустили по всему полу… — сердился Грозный, никогда не допускавший и мысли, что кто-нибудь может хозяйничать в его комнате, хотя бы и опустевшей.
Ключи от классов и от сарая он долго не хотел отдавать.
— Да зачем они вам, Иван Васильевич? У вас теперь в новой школе еще больше ключей будет, — мягко уговаривала старика Нина Игнатьевна и тут же, уступая ему, как упрямому ребенку, снисходительно говорила: — Ну, оставьте, оставьте себе от классов — мы палаты не запираем. Но вот от своей комнаты и от сарая, уж пожалуйста, отдайте. Ведь у вас почти все перевезено…
Грозный со вздохом отдавал ключи, строго предупреждая:
— Не потеряйте, я двадцать лет хранил!..
Уходя, он потребовал халат, прошелся по всем коридорам, и, забывая, что из госпиталя уже давно выписались те бойцы, которые помнили строгого старика, жившего под лестницей в маленькой каморке, Грозный осторожно открывал двери палат и растроганно кланялся:
— До свиданьица!
— До свиданья, отец! — хором отвечали ему бойцы.
— Что, уезжаешь, что ли, куда? — удивленно спрашивали некоторые, разглядывая незнакомого старика.
— До свиданьица… двадцать лет тут работал… — качал головой старик.
Нюра и Лида, прощаясь со старшей сестрой, просили поберечь Валину березку.
— Мы ее осенью обязательно пересадим, — говорили они. — Это наша. Она тоже пойдет с нами в новую школу.
— Ну конечно, конечно! Да ведь вы и сами прибежите не раз. Разве мы расстаемся навеки? — улыбалась Нина Игнатьевна. — Вы здесь помощницы!
Васек на одну минуту заглянул к Васе. Тот обнял его за плечи и быстро шепнул:
— Уезжаю, браток! Скоро к вам в школу прощаться приду. Потащив Васька в палату, он отвернул на койке край матраца и добавил с лукавым озорством:
— Вот она, шинель-то! Выдали. Донял я их тут… Не моя ведь шинель — командира… Ты потрогай… А вот тут, гляди… — Глаза его стали озабоченными, он вытащил один рукав и показал Ваську опаленную огнем дырку у обшлага. — Осколком пробило. Руку, видать, ему задело. Может, и кровь тут была, да дезинфекцией вывели.
Васек с трепетом взял жесткий рукав, осторожно потрогал дырку от осколка.