Васек Трубачев и его товарищи (книга 3)
Шрифт:
— Мы будем все вместе его читать, — обещала школьникам Елена Александровна.
Но Алеша не хотел вместе со всеми слушать эту историю — он всегда делал вид, что она его нисколько не интересует. Вчера, улучив момент, когда ребята были заняты на работе, он проскользнул в пионерскую комнату и унес дневник.
Медленно переворачивая страницу за страницей, он проникался глубоким волнением за всех, о ком с такой любовью писал Одинцов. Алеша не успел дочитать до конца эти страницы, но, засыпая, он видел перед собой Трубачева, он стоял с ним рядом,
И теперь, разговаривая с Андрейкой, чувствовал облегчение и радость оттого, что он больше не является противником Трубачева.
Андрейка тоже радовался:
— Вот и хорошо, что ты сознательный! Васек ведь ничего не знал — я земляков секретно привел!
Успокоив своих ребят, Кудрявцев вместе с Андрейкой сделал на бумаге чертеж красивых ворот. Обсуждая этот чертеж с ремесленниками, он сказал:
— Надо Трубачева спросить. Как ему — нравится или нет? А для директора пусть сюрприз будет!
Бригады вдруг слились вместе, дружно захлопотали. На втором этаже из окна учительской глядел директор.
— Чуть свет пришли, — шептал за его спиной Грозный. — Я вышел — батюшки мои, забор ставят! А вон тот курносенький железнодорожник — важный паренек такой… Это, говорит, мои земляки помогать пришли…
Леонид Тимофеевич вынул носовой платок, протер очки:
— Вот и мы с тобой, старик, за наш труд получаем награду. Да ради одного этого можно всю жизнь ребятам отдать!
— Уж меня и то за сердце взяло, — покачал головой школьный сторож.
В раскрытое окно донеслись шумные голоса, дружная команда.
— Столбы на ворота ставят, — выглянув, сказал директору Грозный.
Глава 66
СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ
Тетя Дуня не спала ночь. Васек слышал ее тихие шаги в кухне и, так же как она, думал об отце. Он представлял себе палату для тяжелораненых. Такая палата была в их госпитале. Там бессменно дежурили врачи и сестры, туда не пускали ребят. Проходя по коридору, Васек не раз видел в полуоткрытую дверь неподвижные, вытянувшиеся на койках фигуры, острые, бледные лица, выглядывавшие из бинтов лихорадочно блестевшие глаза. Мимо этой комнаты проходили на цыпочках… Теперь Васек мысленно представлял, что в такой же палате лежит его отец, он видел свесившуюся с койки его безжизненную руку…
Васек маялся всю ночь. Он открывал глаза, переворачивал намокшую от слез подушку, снова видел перед собой госпитальную палату для тяжелораненых, слышал доносившиеся шорохи из комнаты тети Дуни, засыпал, просыпался…
За окном медленно светало. Наконец, измученный тяжким беспокойством, он крепко заснул. И вдруг сразу с бьющимся сердцем вскочил на ноги. В окно глядело светлое утро, а внизу около входной двери раздавался звучный голос почтальонши:
— Знакомы-и! Письмецо получайте!
Давно-давно не будил их этот голос.
Опередив тетю Дуню, Васек в одной рубашке выскочил во двор, схватил из рук почтальонши письмо… Прыгающие буквы на конверте ничем не напоминали ровный почерк Павла Васильевича, и все же Васек чувствовал, что это письмо от отца.
«Жив!» — мелькнула в голове у Васька радостная мысль.
— Сам ли пишет? — прошептала тетя Дуня, глядя, как племянник дрожащими руками разрывает конверт.
Павел Васильевич писал сам. Он сообщал, что лежит в госпитале, что попал он туда будучи тяжело контуженным.
«Лежал я, мои дорогие, как мертвый. Был глухой, немой. Не знал, когда ночь, когда день. Теперь понемногу стал приходить в себя, но здоровье возвращается не сразу. Сначала заговорил, потом стал сам ворочаться, а сейчас вот пишу левой рукой. Ты, Рыжик, таких каракулей не писал и во втором классе, а я вот пишу и радуюсь. Врачи обещают помаленьку выправить меня; может, еще и послужу Родине… Ты, Васек, за теткой смотри в оба глаза: она у нас чуть что — в слезы… Со слезами надо, Дунюшка, справляться, крепче закалку иметь. А вы лучше порадуйтесь, мои дорогие, потому что присвоено мне высокое звание Героя Советского Союза…»
Отец писал еще, что, как только выйдет из госпиталя, обязательно побывает дома.
«Вот и свидимся мы снова. Как дойду я в своих мыслях до этой минуты, так и молодею душой…»
Васек бросился обнимать тетю Дуню:
— Приедет, приедет! Выздоравливает он!
— Погоди, погоди! Читай сначала! Не разобралась я еще, что и как… Левой-то рукой зачем он пишет? Ничего я не разобралась толком. Когда хоть приедет-то?.. Ведь Героя получил отец!.. Читай, голубчик, с первой строки, как он пишет…
Васек читал с первой строки до последней. Снова начинал с первой… Тетя Дуня, поправляя очки, заглядывала через его плечо.
— О слезах-то прочти… Ишь, чтобы не плакать по нем! Распоряжение какое дает, гляди-ка!.. Читай с первой строки. Ох ты батюшки! Читай, читай! Ничего я толком не разберу… Дай-ка хоть в очки своими глазами погляжу, — повторяла тетя Дуня.
Васек еле выпросил у нее письмо, чтобы почитать ребятам. Он решил показать его после занятий, боясь нарушить дисциплину на уроке, так как со вчерашнего дня их учительницей окончательно стала Елена Александровна. Она пришла на урок и решительно заявила:
— Теперь мы будем с вами заниматься два часа ежедневно одной арифметикой. Остальные занятия будет вести Екатерина Алексеевна, как и вела раньше…
Приход ее снова ободрил ребят. Они ловили каждое ее слово с напряженным вниманием. Но сегодня Васек все же не выдержал.
— Я получил письмо от отца! — неожиданно громко сказал он.
Письмо читали все. Екатерина Алексеевна крепко поцеловала Васька.
— Нам с Петей отец пишет часто, но я понимаю, что вы с тетей Дуней пережили, когда не было писем, — сказала она.