Ваш покорный слуга кот

Сосэки Нацумэ

Когда Мэйтэй дошел до этого места, образные выражения, которые он сам считал столь характерными для себя, иссякли, и он не мог подбирать их так быстро, как ему хотелось бы. Он напоминал армию на поле боя, которая настолько истощилась, что того гляди дрогнет и обратится в бегство, – в общем, как говорят в народе: «Начал за здравие, а кончил за упокой». Однако вскоре ему удалось побороть минутную слабость, и он продолжал:

– Ходячие марки, пусть их будет десятки миллионов, обратятся в прах. Поэтому совершенно недопустимо, чтобы Кангэцу женился на девице, которая ему абсолютно не подходит. Я никогда не примирюсь с этим – ведь это все равно как если бы огромный слон – умнейшее из животных, женился на маленькой свинье – существе самом подлом среди животных. Правда, Кусями-кун?

Хозяин снова принялся молча постукивать по тарелке. Судзуки-кун немного струсил и не нашел ничего лучшего, как сказать:

– Ты не совсем прав…

Он не знал, что может выкинуть мой беспардонный хозяин, если в добавление ко всему, что уже было сказано в адрес Мэйтэя раньше, он скажет еще какую-нибудь чушь. Самым благоразумным было бы сдержать натиск

Мэйтэя и постараться благополучно выйти из затруднительного положения. Судзуки-кун – человек хитрый. Он понимает, что в нынешние времена принято избегать ненужных трений, ибо споры – типичный пережиток феодальной эпохи. Ценность человеческой жизни определяется не словами, а делами. Если все идет так, как ты сам этого желаешь, и постепенно приближается к своему успешному завершению, значит цель жизни достигнута. А существует еще «райский» принцип жизни, когда все достигается легко, без всякого труда и беспокойств. Судзуки-кун, следуя этому «райскому» принципу, преуспевает в делах, благодаря тому же «райскому» принципу носит золотые часы. Наконец, если бы не «райский» принцип, он бы никогда не удостоился поручения супругов Канэда и не сумел бы так ловко привлечь на свою сторону Кусями-куна, – что и говорить, все было бы улажено, если бы не явился этот бродяга Мэйтэй, к которому нельзя подходить с обычной человеческой меркой. Весь его вид внушает подозрение, что его психика отличается от психики нормального человека, и это, естественно, приводит Судзуки-куна в некоторое замешательство. «Райский» принцип был введен одним джентльменом в эпоху Мэйдзи, принят на вооружение Судзуки Тодзюро-куном, а сейчас этот самый Судзуки Тодзюро-кун из-за «райского» принципа оказался в затруднительном положении.

– Ты ничего не знаешь, а поэтому так спокойно заявляешь: «Ты не прав». Ты сегодня как никогда краток и по-благородному сдержан, но если бы ты видел, что творилось несколько дней назад, когда здесь неожиданно появилась обладательница «носа», то как бы твоя светлость ни была расположена к коммерсантам, она бы наверняка перетрусила, а, Кусями-кун? Как ты с ней сражался!

– И все-таки она, оказывается, обо мне лучшего мнения, чем о тебе.

Ха-ха-ха, самоуверенный ты человек. То-то ученики и учителя в гимназии не дают тебе покоя, дразнят «диким чаем». Я тоже считаю, что по силе воли не уступлю никому, но таким толстокожим, как ты, быть не могу. Разреши выразить тебе мое восхищение.

– Ну и пусть дразнят, мне-то что. Вон Сент-Бёв [119] – самый выдающийся критик, которого когда-либо знал мир, а когда он читал лекции в Парижском университете, его неоднократно освистывали. Отправляясь на лекцию, он всегда захватывал с собой на всякий случай кинжал. Вот и Брюнетьер [120] тоже, обрушиваясь с нападками на романы Золя…

– Но ведь ты не профессор университета. Подумаешь – какой-то неизвестный учитель чтения, а туда же, приводит в пример таких знаменитостей – да это все равно как если бы мелкая рыбешка попыталась сравниться с китом. За подобные сравнения тебя еще больше дразнить будут.

119

 Сент-Бёв Шарль Огюстен (1804 – 1869) – французский критик и писатель.

120

 Брюнетъер Фердинанд (1849 – 1906) – французский критик, историк и теоретик литературы.

– Замолчи! Я почти такой же ученый, как Сент-Бёв.

– Какое самомнение! Однако ходить с кинжалом по улицам рискованно, советую этого не делать. Если профессора университета носят кинжалы, то учителю английского языка достаточно и перочинного ножика. Однако следует учесть, что холодное оружие опасно, можно порезаться, ты купи лучше игрушечное ружье и носи его на ремне за спиной. Будешь выглядеть очень мило. Что ты скажешь на это, Судзуки-кун?

Судзуки-кун облегченно вздохнул – наконец-то Мэйтэй оставил Канэда в покое.

– Ты все такой же добродушный и веселый. Вот встретился с вами через десять лет, и у меня такое ощущение, словно из тесных закоулков я неожиданно вышел на широкий простор. В нашем же кругу нужно быть осторожным, нужно всегда держать ухо востро. Эти вечные опасения просто невыносимы. Как приятно разговаривать откровенно, без всяких подвохов; когда беседуешь с друзьями школьных лет, просто отдыхаешь душой. Как приятно мне было сегодня неожиданно встретиться с Мэйтэй-куном. Ну, извините, у меня дела, пойду.

Как только Судзуки-кун собрался уходить, Мэйтэй тоже поднялся, говоря:

– И я пойду. Мне на Нихонбаси, сегодня состоится заседание «Общества обновления театрального искусства», нам, кажется, по пути.

– Прекрасно придумано, прогуляемся немного после стольких лет разлуки.

И они, взявшись за руки, вышли из дома.

Глава V

Для того чтобы подробно описать события двадцати четырех часов и чтобы прочесть это описание от начала до конца, очевидно, потребуется по меньшей мере двадцать четыре часа. Даже я, будучи ярым сторонником писания с натуры, не могу не признать, что это совершенно не под силу коту. Поэтому я глубоко сожалею о том, что у меня не хватает ни сил, ни настойчивости, чтобы слово за словом рассказать читателям о странных высказываниях и странных поступках моего хозяина, несмотря на то что они достойны того, чтобы быть подробно описанными на протяжении всех суток. Весьма сожалею, но ничего не могу поделать. Мне тоже нужен отдых, хотя я и кот. После ухода Судзуки-куна и Мэйтэй-куна иссушающий деревья ветер вдруг угомонился и стало так тихо, как бывает снежной ночью зимой. Хозяин, как всегда, закрылся в своем кабинете. Дети

улеглись спать. А хозяйка лежала за фусума и кормила грудью Манко-сан, которой немногим больше года. По затянутому пеленой облаков небу солнце быстро катилось к горизонту, и в столовую с улицы отчетливо доносился стук гэта редких прохожих. Из пансиона, что в соседнем квартале, то затихая, то оживая вновь, лились звуки флейты. По-видимому, на улице был туман. На ужин мне дали немного даси [121] , и живот, в который перешло содержимое раковины, что служит мне миской, потребовал отдыха. Как я слышал краем уха, в обществе существует поэтическое явление, которое называется, кажется, кошачьей любовью, и еще, говорят, бывают такие ночи в начале весны, когда мои соплеменники во всем квартале теряют сон и веселятся до утра; однако моя психика пока не испытывала подобной метаморфозы. Итак, любовь — это космическая жизненная сила. Все сущее, начиная от бога Юпитера на небе и кончая червем, зарывшимся глубоко в землю, – отдается любви без остатка, поэтому нет ничего удивительного, что мы, кошки, переживаем весенними ночами, когда лунный свет едва пробивается через завесу облаков, какую-то радость и первобытное чувство беспокойства. Если оглянуться на прошлое, то ведь я тоже сгорал от любви к Микэко. Ходят слухи, что даже дочь злодея Канэда-куна, выдумавшего принцип треугольника, воспылала любовью к Кангэцу-куну. Поэтому у меня даже в мыслях нет смеяться над тем безумством, которому весенней ночью предаются кошки и коты всей планеты, и презрительно называть его разгулом животных страстей. А у меня самого, как бы меня ни соблазняли, совсем не лежит душа к подобным развлечениям, сейчас мне хочется лишь одного – отдохнуть. Какая может быть любовь, когда меня так и клонит ко сну. Я, потягиваясь, взобрался на край детской постели и сладко заснул…

121

 Даси – суп из рыбы, морской капусты, грибов.

Вдруг я открыл глаза и вижу: хозяин уже успел перебраться из кабинета в спальню и нырнуть в постель, расстеленную рядом с хозяйкой. У хозяина есть привычка, – ложась спать, обязательно прихватить из кабинета книжонку на каком-то непонятном языке. Однако еще ни разу не случалось, чтобы он прочитал в ней более двух страниц. А иногда просто положит ее в головах и заснет. Очевидно, нет никакой надобности приносить с собой книгу, чтобы потом даже не открыть ее. Но хозяин весь в этом, и сколько жена ни смеется над ним, сколько ни уговаривает его избавиться от этой привычки, он слушать не желает. Таким образом, хозяин берет на себя ненужный труд ежедневно носить книги в спальню. Иногда, пожадничав, он приносит и по три, и по четыре книги сразу. А недавно несколько вечеров подряд он являлся в спальню даже с толстенным словарем Вебстера в руках. Несомненно, это болезнь. Подобно тому как некоторые утонченные натуры не могут заснуть, если не слышат бульканье кипящей воды в чайнике работы великого мастера Рюбундо, напоминающее шум ветра в ветвях сосен, так и хозяин ни за что не уснет, если у его изголовья не лежит книга. Таким образом, книга для хозяина не предмет развлечения, а средство, вызывающее сон. Печатное снотворное.

Сегодня, наверное, тоже не обошлось без этого. И в самом деле, рядом с хозяином, цепляясь страницами за кончики его усов, валяется тонкая красная книжица. Большой палец левой руки хозяина заложен между страницами, из чего можно заключить, что сегодня Кусями-сэнсэй проявил похвальное усердие и прочитал пять или шесть строчек. Рядом с красной книгой, как обычно, поблескивают холодным светом, так не отвечающим стоящей на дворе весенней погоде, его никелированные карманные часы.

Хозяйка отодвинула от себя младенца и громко храпит, широко раскрыв рот. Голова ее скатилась с подушки. Вообще-то я думаю, самое отвратительное, самое безобразное в человеке – спать с открытым ртом. Кошка, например, никогда в жизни так не опозорится. Рот всегда служил для того, чтобы издавать звуки, а нос, чтобы вдыхать и выдыхать воздух. Впрочем, чем дальше на север, тем ленивее люди, и так как они постоянно экономят силы, стараясь как можно реже открывать рот, появился гнусавый диалект, когда слова произносятся как бы носом; однако еще более неприятно, когда нос заложен и приходится дышать ртом. А главное, опасно: вдруг с потолка упадет мышиный помет.

Я посмотрел на детей, они спят так же безобразно, как родители. Старшая – Тонко, – словно утверждая право старшинства, возложила вытянутую правую руку на ухо младшей сестры. Младшая – Сунко, – в свою очередь, с необыкновенно важным видом задрала ногу на живот старшей сестры. Сохраняя свою неестественную позу, они продолжают сладко спать, не выказывая ни малейшего недовольства.

Даже в свете лампы чувствуется весна. Ее огонек мило поблескивает, освещая эту пышную, но крайне непоэтичную картину. Он словно жалеет, что никто не видит этой чудной весенней ночи. Интересно, который уже час? Я оглянулся по сторонам – вокруг мертвая тишина, нарушаемая лишь тиканьем стенных часов, храпом хозяйки да скрежетом зубов служанки. Эта женщина упорно отрицает, что она по ночам скрипит зубами. Каждый раз, когда ей говорят об этом, она начинает сердиться: «С тех пор как родилась, ни разу зубами не скрипнула». Вместо того чтобы сказать: «Больше не буду» или «Извините, пожалуйста», только и знает что утверждать: «Не припомню такого случая». И в самом деле, как она может припомнить, если все это совершается во сне. Однако вся беда в том, что факты существуют независимо от того, помнят о них или нет. Есть на свете такие люди, которые, совершая дурные поступки, продолжают считать себя во всех отношениях порядочными. Эти люди твердо убеждены, что они непогрешимы, и просто великолепны в своей наивности, но как бы они ни были наивны, нельзя допустить, чтобы от этого страдали другие. Я думаю, эти леди и джентльмены того же происхождения, что и наша служанка… Кажется, уже очень поздно.