Ваш покорный слуга кот
Шрифт:
– Очень интересно, правда? – оживленно болтал Мэйтэй. Хозяину, который с самого начала сидел молча, тоже вдруг захотелось взглянуть на фотографию.
– Эй, мне тоже покажите, – потребовал он. Хозяйка все ближе подносила ножницы к лицу, приговаривая при этом: «Ой, как красиво, голая женщина».
– Эй, тебе же сказано, покажи.
– Ах, подождите немного. Какие у нее красивые волосы. До пояса. Смотрит вверх, до ужаса высокая, но все-таки красивая.
– Говорят тебе, покажи, значит показывай, – прерывающимся от гнева голосом закричал хозяин.
– Ах, извините, что заставила ждать. Нате, смотрите сколько угодно.
В тот момент, когда хозяйка передавала мужу
– Хозяюшка, это угощение за мой счет. Извините, давайте покушаем. – И Мэйтэй вежливо поклонился.
Хозяйка не могла понять, то ли это делается всерьез, то ли в шутку, а поэтому не знала, как себя вести. Она лишь коротко ответила: «Пожалуйста», – и продолжала вопросительно смотреть на Мэйтэя. Хозяин наконец оторвался от фотографии:
– Послушай, в такую жару вредно есть лапшу.
– Ничего, все будет в порядке. Ведь от любимых кушаний редко бывает плохо, – сказал Мэйтэй и снял с корзинок крышки. – О, свеженькая, хорошо! От лапши, которая слипается, как и от человека, у которого не все дома, хорошего ждать не приходится, – сказал Мэйтэй и, добавив в соус разные приправы, принялся его размешивать.
– Не клади так много хрену, а то горько будет, – забеспокоился хозяин.
– Гречневую лапшу едят с соусом и хреном. Ты, наверное, не любишь ее.
– Я люблю пшеничную.
– Пшеничную едят конюхи. Мне жаль людей, не понимающих толка в лапше. – И, не переставая болтать, Мэйтэй погрузил свои хаси в корзину и, стараясь ухватить как можно больше лапши, приподнялся на два суна.
– Хозяюшка, лапшу можно есть по-разному. Тот, кто ест лапшу впервые, поливает ее большим количеством соуса, а потом мучается. Так и не поймешь вкуса лапши. Лапшу нужно брать вот как.
Он поднял хаси, и множество длинных полосок лапши повисло в воздухе. Мэйтэй-сэнсэй уже намеревался открыть рот, но глянул вниз и увидел, что дело осложнилось тем, что около двенадцати – тринадцати лапшин завязли в корзинке.
– А длинные они, однако. Взгляните, хозяюшка, какие они длинные, – снова обратился он к хозяйке, ища поддержки.
– Да, очень длинные, – ответила хозяйка. Ей очень нравилось наблюдать эту сцену.
– Так вот, эту длинную лапшу на одну треть погружают в соус и потом единым духом проглатывают. Жевать ее не принято. Весь вкус пропадет… Самое приятное, когда лапша легко проскальзывает в горло, – сказал Мэйтэй и решительно поднял хаси; лапша наконец отделилась от корзинки. Держа хаси в руке над чашкой с соусом, он стал медленно погружать лапшу в соус. В полном соответствии с законом Архимеда уровень соуса повышался по мере того, как в него погружалась лапша. Однако соус в чашке был налит почти до краев, и не успела лапша, свисавшая с хаси Мэйтэя, погрузиться в нее, как чашка оказалась полной. Когда хаси отделяло от чашки всего пять сун, они вдруг замерли в воздухе. Да это и понятно. Стоило им опуститься еще немного, и соус полился бы через край. Мэйтэй, кажется, тоже пребывал в нерешительности, но вдруг проворно наклонился к хаси, и в то же мгновенье послышалось чмоканье, кадык сэнсэя раз-другой судорожно дернулся, и лапши не стало. Я увидел, как в уголках глаз Мэйтэй-куна выступили две капли, очень похожие на слезы, и скатились по щекам. Я до сих пор не знаю, что было причиной слез – хрен или то усердие, с которым он заглатывал лапшу.
Хозяин восторженно крикнул:
– Здорово. Как это ты сумел проглотить!
– Чудесно. – Хозяйка тоже вознесла похвалу искусству Мэйтэя.
Мэйтэй, не сказав ни слова на их восторженные выкрики, положил хаси
– Хозяюшка, обычно такую длинную лапшу проглатывают за три с половиной – четыре глотка. Если есть медленнее, то пропадет всякая прелесть. – Он вытер рот платком и перевел дух.
И тут пришел Кангэцу-кун. На голове у него была зимняя шапка, ноги покрыты пылью – непонятно, зачем он заставлял себя страдать в такую жару.
– А вот и наш красавец пожаловал. Ты не против, чтобы мы продолжали трапезу? – сказал Мэйтэй-кун и без зазрения совести доел оставшуюся лапшу. На этот раз его манеры не были столь великолепны, он ел торопливо и, не переводя дыхания, быстро расправился с двумя порциями лапши.
– Кангэцу-кун, ты скоро кончишь свою диссертацию? – спросил хозяин.
Мэйтэй тут же подхватил:
– Кончай скорее, а то барышня Канэда заждалась.
Кангэцу-кун ответил со своей обычной усмешкой:
– Постараюсь кончить побыстрее, чтобы искупить свою вину и успокоить ее. Но тема у меня, что ни говори, трудная и требует кропотливого труда. – Он говорил серьезно о вещах, которые никто не считал серьезными.
– А раз тема трудная, то ты не сможешь закончить работу так быстро, как хочет Нос. Впрочем, этот Нос вполне стоит того, чтобы к нему подлизывались, – вторил Мэйтэй в тон Кангэцу. И лишь хозяин оставался серьезным.
– А на какую тему у тебя диссертация?
– Влияние ультрафиолетовых лучей на электрические процессы, происходящие в глазном яблоке лягушки.
– Странная тема. От Кангэцу-сэнсэя как раз можно было ожидать, что он займется такой замечательной темой, как глазное яблоко лягушки. Послушай, Кусями-кун, а было бы неплохо, если бы он, перед тем как закончить свою диссертацию, сообщил Канэда хотя бы ее тему.
Хозяин не обратил на слова Мэйтэя никакого внимания и спросил у Кангэцу.
– Неужели такая тема требует глубоких исследований?
– Конечно. Это очень сложная тема. Хотя бы потому, что линза в глазном яблоке лягушки устроена не так уж просто. Придется проводить всевозможные опыты, я думаю приступить к ним после того, как изготовлю стеклянный шарик.
– Но ведь такую вещь, как стеклянный шарик, можно купить у стекольщика.
Кангэцу-сэнсэй резким движением выпрямил спину.
– Ничего подобного, – воскликнул он. – И круг и прямая линия суть тригонометрические фигуры, и невозможно найти идеальных кругов и прямых линий, которые бы соответствовали геометрическому определению.
– А раз нет, то брось возиться с ними, – посоветовал Мэйтэй.
– Сначала я собирался сделать шар, который бы мог служить мне для опытов. Я занимаюсь этим уже несколько дней.
– Получился? – спросил хозяин; можно подумать, что это так легко.
– Как же, получится, – сказал Кангэцу-кун, но тут же заметил в своем ответе небольшое противоречие и поспешил добавить: – Это очень трудно. Я постепенно шлифовал его, но вдруг мне показалось, что в одном месте его радиус великоват, и я решил немного подточить, когда же подточил с одной стороны, оказалось, что выпирает другая. Я снова принялся точить и доточил до такой степени, что он вообще перестал быть круглым. Я был страшно раздосадован и попытался устранить неровности, но тут в диаметрах снова началась неразбериха. Большой шар величиной с яблоко становился все меньше и меньше, пока не достиг размеров вишни. Но я продолжал неустанно трудиться и довел шарик до размеров горошины. Но и тогда не получилось правильной сферы. Точил, точил… С января сточил шесть стеклянных шариков, – распространялся Кангэцу-кун, – и было невозможно понять: то ли он правду говорит, то ли врет?