Ваша С.К.
Шрифт:
— Знаю, зачем явилась. Все знаю, — бесшумно босыми ногами выступила из дыма ведьма и протянула к лицу Светланы костлявую руку. — Уходи!
И чуть острыми ногтями глаза не выколола. Да выколола бы, не отступи Светлана к Раду.
— И его забирай!
Тут не ясно было, на кого указывал дрожащий старухин перст.
— Не люблю я его. Слышишь, не люблю… — скрипела старуха надрывно.
—
— А я любить тебе не велела, аль забыла, что бабка наказывала?
И снова надвинулась на Светлану, а той и отступать больше некуда, если только… Сама не поняла, как за спиной Раду оказалась. Поднял тот клетку и в протянутые ведьминские руки сунул. Туули аж на землю осела под тяжестью подарочка.
— Вишь какой! — прохрипела она с пола. — Не люблю таких…
— И не надо его любить, — выступила вперед Светлана, оттесняя Раду к ступенькам. — Помоги Сашеньке, а мы тебе даже спасибо не скажем.
— Как же помогу я твоему голубку? — проговорила Туули, вылезая из-за клетки.
Роста она была раньше высокого, и сейчас даже скрюченная до носа внучки легко доставала.
— Не знаю, как, — тихо отвечала княжна. — Ты ведьма, тебе все ведомо.
Расхохоталась Туули, да так сильно, что с потолка всем на головы земля посыпалась, и тонкие корешки закачались в разные стороны.
— Ведьма, ведьма, ведьма… — разносился по землянке старушечий хрип. — Ведьма, говоришь?
Подступила Туули к внучке, но руки не подняла. Только глаза белесые выпучила и острым подбородком затрясла.
— Пока молодой и красивой была, колдуньей называли. А теперь, как стара стала, в ведьму превратилась…
И снова хохотать принялась, и от каждого ее хрипа вздрагивала Светлана всем телом.
— Недолог бабий век, недолог… — закашлялась в конец Туули. — И княгиня ваша не хороша уже собой, а страшна своей красой. Умирать надо вовремя. Вовремя, слышишь?
Туули на такой тихий шепот перешла, что вопрос ее свой резон имел. Светлана кивнула и отступила от ведьмы со своим вопросом:
— Поможешь, бабушка?
— Помогу, — затрясла Туули головой и глаза закрыла. — Да только помощь моя как бы бедой для тебя не обернулась.
— Не обернется, бабушка. Не обернется, — ответила княжна.
— Не велел Федька тебе помогать, не велел… — оскалила ведьма желтые острые зубы.
— А ты не слушай Басманова, — почти перебила ее княжна. — Не любит он Сашеньку. Смерти ему желает.
— А ты любишь, значит? — сощурила ведьма глаза, пряча острый взгляд.
— Никого не люблю, — ответила Светлана то, что ждала услышать от нее ведьма. — Только не допущу, чтобы кто-то из-за меня умирал. Верни Сашеньке человечье обличье, а там уже Бог ему судья, как и всем нам…
Усмехнулась ведьма уже одними губами, не обнажая зубов.
— Обо мне ваш Бог ничего не ведает, а мои боги давно не вспоминают. А князь наш, скажи, часто поминает? — сощурилась она в конец.
— Часто, часто, — ответила Светлана и поклонилась бабке в пояс. — Гость у него. Шибко занят.
— Доброту, Светлана, быстро забывают, — проговорила Туули, поднимая с клетки черный плащ. — Попомнишь слова мои. Ох, попомнишь…
Светлана подхватила плащ и попятилась к выходу.
— Куды пошла? — остановила ее ведьма. — Вели белобрысому рубаху снять, а то срамно выпускать твоего Сашеньку в лес голышом. А у этого шкура имеется.
Светлана выпрямилась и, прижав к груди графский плащ, еще больше в росте вытянулась.
— Раздевайтесь, сударь.
И хоть и стояла к оборотню спиной, все равно глаза прикрыла, и выставила в сторону руку, через которую вскоре Раду перекинул крапивную рубаху. Раздались быстрые шаги, хлопнула дверь, и только тогда Светлана повесила рубаху на ветку, служившую в землянке вешалкой.
— Не смей есть! — погрозила она пальцем козе. — А то волк саму тебя съест!
Заслышав смешок ведьмы, княжна обернулась.
— Мне уйти, бабушка?
— Через ветер прошла и уйти? — хмыкнула Туули. — Уйти, вестимо уйти… Но сперва погадаю тебе… Позволишь?
Не хотела Светлана никакого гадания, но Туули и не просила у нее позволения.
Глава 19 "Госпожа Буфница и классовая ненависть"
За три года Олечка Марципанова по долгу службы какой только нечисти не перевидала в Фонтанном доме. Однако госпожа Буфница вызвала в ней живой интерес. Олечка поздоровалась, чуть привстав со стула, но белое лицо в круглом капоре, появившееся на месте совиной головы, в ее сторону даже не качнулось.
Правда, и в сторону княжеского секретаря дама в белых перьях тоже не сделала реверансов. Просто села на отодвинутый для нее стул и замерла, выпучив на пустое кресло круглые глаза, желтизна которых соперничала со светом, коий отбрасывала на зеленое сукно стола керосиновая лампа. Затем принялась забавно ухать, точно пыталась отдышаться, и Федор Алексеевич тут же поставил перед гостьей миску и вылил в нее полграфина воды. Напившись вдоволь, госпожа Буфница тряхнула плечами и снова замерла.