Ваше благородие. Дилогия
Шрифт:
– Перестаньте, - закричала Александра Фёдоровна, - я не хочу ничего этого слушать!
– Она села на стул, опустила руки на голову и зарыдала.
– Что же нам делать? – как-то вяло спросил Николай Второй.
– Вам нужно пойти по пути вашего кузена – короля Георга Пятого, - сказал я. – Вы глава государства, вы назначаете премьер-министра, которого предлагает парламент, вы подписываете законы, вы раздаёте дворянские титулы, награждаете орденами, принимаете глав государств, ведёте переговоры, являетесь генералом-адмиралом императорской армии, возглавляете Тайный совет, выступаете с программной речью перед новым составом парламента, окружены всеобщим почётом и почитанием, занимаетесь любимыми делами и отдыхаете на яхте «Штандарт». Трон
– Позвольте, - сказал император, - но это практически тоже самое, что существует и сегодня.
– Так точно, Ваше Величество, - сказал я, - только вы не будете иметь права смещать премьер-министра и министров его кабинета. Это прерогатива парламента, в котором большинство депутатов предлагает кандидатуру премьер-министра, и вы не можете её не принять, если не будет существенных претензий, с которыми согласится парламент, заменив не подходящую кандидатуру на другую.
– Но это же получается парламентская монархия! – чуть не закричал Николай Второй.
– Да, Ваше Величество, - сказал я. – Точно такая же, как и у Вашего двоюродного брата короля Георга Пятого. В марте 1917 года он не предоставил вам разрешения укрыться в Англии только по причине разногласий между партиями парламента по поводу спасения российской монархии.
– Нам надо подумать, - сказал Николай Второй.
– Времени на раздумья нет, Ваше Величество, - сказал я. – Те преобразования, которые проводит премьер Столыпин, скоро выведут страну в число передовых стран мира. И император российский будет самым влиятельным человеком в мире. Но в стране, вернее в её верхушке, существует партия, которая хочет расправиться с Григорием Распутиным и премьером Столыпиным, чтобы заставить самодержца российского свернуть все реформы и отбросить страну назад в средневековье. И эти люди не остановятся ни перед чем, ни перед убийством святого старца, ни перед убийством премьера, ни перед убийством царя. Я вам хочу сказать, что первое убийство, убийство премьера, назначено на 14 сентября во время посещения оперного театра в Киеве. Мы приняли меры предосторожности для царской семьи и покажем всему миру лицо этих подлых убийц. Но если премьер Столыпин будет убит, то всё то, о чём я вам говорил, сбудется, возможно даже, ещё в более жуткой форме. В ваших руках судьба наследника престола и судьба ваших прекрасных дочерей.
– Мне нужно посоветоваться с Государственным советом, - сказал Николай Второй.
– Ваше Величество, - сказал я. – Перед Государственным Советом выступать будете Вы. Кто из членов Совета поверит, что Вам явился Ангел и рассказал, что прописано в Книге судьбы всей Российской империи? Кто из священнослужителей поверит, что стоящий перед ними офицер есть посланец господа Бога нашего? Разве поверили Иисусу Христу и разве не распяли его на кресте? И разве не отцу дано право избавить своего сына от большевицкого распятия? Разве не имеет отец этот все права, чтобы изменить историю страны? Разве не в 1913 году исполнится триста лет царствования дома Романовых и разве не в ваших силах продлить его на нескончаемое время, а не закончить в феврале 1917 года.
– У вас приготовлены необходимые бумаги? – спросил Николай Второй.
И тут премьер понял, что совершил грубейшую ошибку, забыв большевицкий лозунг: «Вздувайте горн и куйте смело, пока железо горячо». Он глубоко вздохнул, и я уже думал, что его хватит кондратий (так в наше время называли инсульт), и вся наша художественная самодеятельность закончится.
Но я достал из кармана мундира вчетверо сложенный лист и подал его царю.
Тот развернул его и стал читать:
– Так, так, Астраханский и Казанский, так, повелеваю, Конституцию, так, конституцию, монархию. Вы ничего не упустили, Пётр Аркадьевич?
Столыпин взял бумагу и стал
– Божиею поспешествующею милостию, Мы, Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея Северныя страны Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая Повелеваем утвердить в парламенте Конституцию российской монархии парламентского типа. Второе. Столыпину П.А. сформировать правительство на основе избранного партийного большинства в Государственной Думе. Подпись. Всё правильно Ваше Величество.
– Давайте ручку, - сказал Николай Второй.
А откуда её взять? Пока дашь команду, пока принесут, подписанты могут всё и передумать. По старой специальной привычке, у человека всё должно быть с собой. Кто это сказал? Omnia mecum porto. Цицерон. Кстати, если фамилию Цицерон перевести на русский язык, то получится Горохов. Мог ли в России человек с фамилией Горохов стать великим оратором? Вряд ли, потому что, что бы он ни делал, ко всему будут добавлено прилагательное гороховый.
Я достал из кармана недавно купленную американскую ручку Паркер с позолоченным пером из числа недавно появившихся в России и протянул её императору. Паркер за три года сделал свою ручку мировым брендом, который сразу пишет, как только отвернёшь колпачок.
Николай Второй с интересом оглядел ручку и размашисто написал на листе: НИКОЛАЙ и поставил дату, Июля 1 числа 1911 года.
– Ручка на память об этом важном событии, - сказал я. В таких случаях и маленький чиновник может сделать небольшой подарок высокопоставленному лицу.
Я взял бумагу и послал Григория к иконостасу за свечкой. У меня уже был приготовлен кусочек красного сургуча, так, на всякий случай.
Я начал плавить сургуч на церковной свечке, и он стал падать на бумагу крупными бордовыми каплями, напоминающими кровь виноватых и невиновных. Не зря у всех внутренних войск такие же цвета петлиц, погон и головных уборов, как напоминание о крови, которую они пролили у людей, выступающих за свои права.
Я видел, как с каждой рубиновой каплей вздрагивали сидящие вокруг люди.
Николай второй уже понял, что нужно делать и снял с безымянного пальца левой руки кольцо-печатку с личной монограммой. Подышав на кольцо, он приложил его к сургучу.
Итак, демократическая революция в России, о которой так мечтали все прогрессивные люди, бескровно свершилась.
Я подождал, пока сургуч остынет, и бережно передал бумагу премьер-министру.
– Поздравляю вас, Пётр Аркадьевич, - сказал Николай Второй и пожал ему руку. – Вверяю жизнь свою и жизнь моих близких в ваши руки и Ангелу Господа нашего.
Николай Второй выглядел успокоенно и даже живо. Также выглядела и императрица, подошедшая к нему и присевшая на подлокотник кресла. В углу у иконостаса молился Григорий Распутин.
– Святое семейство, - подумал я. – Прямо-таки Тайная вечеря.
– А вы действительно Ангел? – спросила меня Александра Фёдоровна.
Я не стал отвечать, так как засмеялись все, в том числе и императрица.
– Говорят, что вы поэт, - сказала она. – Может, прочитаете что-нибудь?
Я не привык ломаться на публике, как жеманная девица, поэтому сразу прочёл из давнего: