Ваше благородие. Дилогия
Шрифт:
Третьего числа мы выехали из Энска и седьмого января утром прибыли на Казанский вокзал в Москве. Оглядев привокзальную Москву, я нашёл её не очень-то и хорошей. В моё время Москва всё равно лучше.
Восьмого числа утром мы прибыли в Петербург. На вокзале меня встретил полковой писарь Терентьев.
– Ваше высокоблагородие, - доложил он, - третий день встречаю поезда из Москвы, чтобы предупредить, что вас все разыскивают. Господин премьер-министр мечет громы и молнии, бумаг для рассмотрения принесли пять папок.
– Спасибо, Христофор Иванович, - сказал я. – Возвращайтесь в министерство, доложите ротмистру Сенцову, что
Около дома, где мы проживали, нас встретили Сивковы, отец и сын. Как изменились люди с изменением их служебного положения. Ни дать, ни взять, а солидные господа, то ли сотрудники банка, то ли служители солидной конторы.
– Ваше высокоблагородие, - доложил Сивков-старший, - все силы брошены на ваши розыски. Сам господин Столыпин приказал срочно вас доставить к нему, как только вы появитесь.
– Доложите, братцы, что видели меня в добром здравии и прямо с дороги, - сказал я. – Завтра утром я буду в присутствии. С новым годом вас.
– Неужели сейчас не поедешь в министерство? – спросила Марфа Никаноровна.
– Несколько месяцев никому до меня не было никакого дела, - сказал я, - а тут всполошились. Ждали четыре месяца, подождут и один день. Давай сготовим что-нибудь на обед.
Телефон я отключил перед отъездом, и он молчаливо стоял на моём столе.
Во время ужина я думал о том, что произошло и как сделать так, чтобы власть не свернула с выбранного пути, раз судьба предоставила мне такую возможность подправлять движение такой огромной машины, как Российская империя. Единственный путь - напоминать августейшей чете о пределах их жизненного пути и в их лице пресечении романовской монархии раз и навсегда без всякого парламентаризма диктатурой пролетариата и крестьянства. Другого пути нет. Если они будут упорствовать, то мне нужно уйти в армию и заниматься воспитанием молодых солдат так, чтобы они не легли в первом же бою, а постарались дожить до конца войны. До начала войны осталось всего ничего. Два года. Для истории это как миг, который никто и не заметит.
Ночью я спал хорошо на кровати, стоящей на твёрдом основании и меня не потряхивало на стыках, не скидывало с дивана на стрелках, в стакане не звякала чайная ложка, а стакан упрямо не сползал к краю вагонного столика. Не пахло горелым углём, угольная пыль не залезала во всевозможные щели и не поскрипывала на зубах.
Утром я хотел проснуться пораньше, но Марфа Никаноровна меня опередила и уже готовила завтрак на кухне.
– Что снилось, засоня? – спросила она.
– Мне всё снилось, что я еду в поезде и сплю в вагоне, - сказал я.
– Ты знаешь, - удивилась жена, - мне снилось тоже самое.
По утрам мне особенно не нравилось утреннее бритьё. Лезвия «Жиллет» были не таким острыми, как в моё время, и поэтому довольно чувствительно драли щетину. Я брился холодной водой с мылом и это спасало меня от раздражения кожи. Американцы, такая развитая нация, а не могут заточить лезвия так, чтобы ими можно бриться не менее недели.
Я уже заканчивал завтрак, когда в дверь позвонили. Я открыл дверь и увидел водителя премьера подпоручика Сотникова.
– Господин капитан, - доложил он. – Премьер послал за вами авто и просил очень срочно прибыть к нему.
– Чай будете, подпоручик? – спросил я. – Если не будете, то подождите в машине, я сейчас спущусь вниз.
Похоже, что
Поцеловав Марфу Никаноровну, я спустился вниз и на авто поехал в министерство внутренних дел.
Сначала я зашёл в свой кабинет. Разделся, оставил шашку. Полковой писарь Терентьев доложил, что уже раза три справлялись, прибыл я или нет.
– Если позвонят ещё раз, то доложи, что я уже прибыл и направился в кабинет премьер-министра, - дал я наставление своему порученцу.
В приёмной я тепло приветствовал ротмистра Сенцова, который сообщил, что хозяин пришёл рано утром и буйствует в кабинете, потому как меня не могут найти, а нужно ехать на высочайший приём.
Как ни в чём не бывало, я зашёл в кабинет и доложил, что по вашему приказанию прибыл.
– Где вы бродите, господин капитан? – напустился на меня Столыпин. – Или у вас работы нет?
– Да уже четыре месяца работы нет, - доложил я, - но я нахожу для себя занятия и все эти занятия проходят с пользой для общего дела.
– Какого дела? – не понял премьер.
– Анализировал происходящие события и определял, когда в Россию придёт могильщик царской власти, - спокойно сказал я.
– Какой могильщик царской власти? – оторопело спросил меня Столыпин.
– Обыкновенный, кличка Ленин, - сказал я, - именно он отдал приказ о расстреле царской семьи в Екатеринбурге в 1918 году.
– Как так? – чуть ли не закричал премьер.
– Вы же говорили, что мы изменили Книгу судеб.
– Мы её хотели изменить, - сказал я, - но вы сразу бросили и затоптали все изменения. Всё вернулось на круги своя, и я сейчас пытаюсь определить, когда произойдёт удачное покушение на вас, чтобы царь поверил, что с выбранного пути сворачивать нельзя.
– Как покушение на меня? – сел на стул Столыпин.
– Очень просто, - сказал я. – В Книге было написано, что четырнадцатого сентября в киевском театре на вас будет совершено покушение, вы будете смертельно ранены, а восемнадцатого сентября картинно умрёте в присутствии ЕИВ и его августейшей супруги. Как говорят, что написано пером, то не вырубишь топором. Покушение было? Было. Судя по вмятинам на бронежилете, ранения должны быть смертельные. Но ранений не было, и вы остались живы. Вы и ЕИВ свернули все изменения и думали, что всё дальше пойдёт как по маслу. И книга вернулась к исходному тексту. Только даты немного поменялись, начиная с первого покушения, а именно с покушения на вас. Будете в Киеве, зайдите в Киево-Печерскую лавру, посмотрите на то место, где вас должны были похоронить. Вы же сами сказали, чтобы вас хоронили на месте убийства.
Столыпин сморщился как от пилюли хинина (алкалоид коры хинного дерева с сильным горьким вкусом, обладающий жаропонижающим и обезболивающим свойствами, а также выраженным действием против малярии).
Я бил наверняка. Знание истории - это главное для современного человека. Тем зомби, которых воспитывала коммунистическая партия, история давалась в таких пределах и объёмах, чтобы они по любому поводу кричали «так точно», «уррааа» и «от Курил до Британских морей Красная Армия всех сильней». И современные зомби исступлённо кричат, как хорошо было в СССР, хотя и понятия не имеют, как там было.