Ваше благородие. Дилогия
Шрифт:
– И что мне прикажете делать? – спросил Столыпин. – Что мне докладывать ЕИВ.
– Воля ваша, Ваше Высокопревосходительство, - сказал я. – Можно держать их в счастливом неведении до марта 1918 года, но кто будет рядом с ними, когда вас не станет? В четырнадцатом году начнётся война и ЕИВ полезет командовать войсками, а военный он, извините, не ахти какой. Ему нужно парады принимать, крестами награждать, а не стратегические операции планировать, для этого опытные генералы нужны. А генералы выступили против царя потому, что он бросил страну, скрылся в Ставке и дождался революции. Стране нужен решительный премьер, а кто может быть решительнее вас? Кстати, когда
– и я щёлкнул каблуками, показывая готовность идти и исполнять поручение.
Глава 62
Столыпин Пётр Аркадьевич смотрел на меня, размышляя, как бы он разорвал меня, вдоль или поперёк. Или применил бы свой «столыпинский галстук».
Премьер нажал на кнопку звонка. Неслышно появился ротмистр Сенцов.
– Сенцов, нас не тревожить до особого указания, - сказал он.
Сенцов ловко щёлкнул каблуками с серебряными шпорами и вышел. Кавалеристы они мастера на это дело.
– Пойдёмте, - сказал Столыпин и пальцем указал на дверь, ведущую в комнату отдыха.
– Расстроили вы меня, - сказал премьер, открывая дверцу зеркального шкафчика, где стояли бутылки и рюмки. – Что будете пить?
Мне он налил водки, себе – тоже и, не чокаясь, выпил, закусив кусочком колбасы.
Кстати и к слову, тогда не было колбасных изделий категории А, Б, или мясных продуктов, которые даже голодная собака есть не станет. Если сказано колбаса, то это только продукт из мяса.
Я выпил водки и заглушил послевкусие кусочком копчёной колбасы.
– Что нужно делать? – спросил Столыпин.
– Начинать всё сначала, - сказал я. – Я сейчас поеду к Григорию Ефимовичу, а вам нужно ехать к ЕИВ с большим приветом от Ангела. К вечеру и мы приедем туда. А там посмотрим, что нужно делать.
На том и договорились.
В резиденции Распутина я сразу пошёл в атаку.
– Ты что, хочешь убить ЕИВ и его августейшую супругу? – зловеще спросил я. – Кто должен был наблюдать за тем, чтобы всё намеченное было выполнено полностью? Ты! Потому что ты там постоянно ошиваешься и мух не ловишь. Ты и сам себе приговор подписал. Я смотрел в Книгу и там всё так, как было раньше, только неизвестна дата смерти Столыпина, а вот ваши даты ни на день не изменились. И каждый день промедленья смерти подобен. А вы целых четыре месяца ждали. И я ждал, думал, что вы образумитесь. Да только вы себя бессмертными почуяли. А в Книге написано, что апреля семнадцатого дня появится Ленин, который отдаст приказ на расстрел царской семьи и он пойдёт по всей России, срывая наземь царские орлы. Бросай всё, едем к царю и смотри, если будешь идти на поводу у самодержцев Всероссийских. Тянуть на себя самодержавие, это всё равно, что тянуть на верёвке волка, который вас и сожрёт.
Григорий слушал меня и частенько крестился. Кому охота знать день и час своей смерти? Каждый надеется прожить дольше, но сколько определено в Книге, то уже никак не обойдёшь, если не перепишешь эту Книгу в силу своих возможностей.
Олигарх может раздать на благотворительность свои миллиарды и полностью переменить свою жизнь, и, возможно, он проживёт дольше и в более лучшем настроении, чем до этого.
Может это сделать и кровавый диктатор, став нищим где-нибудь на пороге заброшенной церквушки. Но никто не гарантирует, что его всё равно найдут и повесят за ноги на воротах этой церквушки, но он может прожить подольше в радости, что его не настигло возмездие раньше.
Много имеющие никогда не пойдут на переписывание Книги, потому
– Едем, немедленно едем, - чуть ли не кричал Распутин, надевая на себя тёплые вещи. Судьба судьбой, а январь январём, босиком по морозу далеко не ускачешь.
В Царское Село мы приехали, когда на улице уже смеркалось. Зимой и часы не нужны. Смеркается – семнадцать часов, светает – девять часов. Машина остановилась у крыльца Александровского дворца, и Распутин бегом бросился к парадной двери.
Я, не торопясь, вышел из машины и пошёл туда же, снимая на ходу перчатки. Мне торопиться некуда. Швейцару в ливрее сдал свою шинель, фуражку (утеплённую и с наушниками, зима же) и шашку с портупеей.
Дежурный офицер меня уже видел и повёл в комнату перед царскими покоями.
– Успеете перекурить, господин капитан, - сказал поручик, - там у них много посетителей.
Покурить я действительно успел и только я затушил папиросу, как мимо меня промчался дежурный офицер и заскочил в царские покои. Через минуту он выскочил обратно, двумя пальчиками картинно вытер воображаемый пот со лба, неторопливо подошёл ко мне и сказал:
– Очень даже срочно требуют вас. Сильно не торопитесь, там все почему-то в большом расстройстве, если попасть под горячую руку, то можно и погон лишиться.
– Живы будем – не помрём, господин поручик, - сказал я и пошёл в царские покои.
Я вошёл в гостиную и остановился у дверей, громко щёлкнув каблуками. Я строго соблюдал все правила. Нечего без приглашения переться к начальническому столу или первым тянуть руку для рукопожатия.
– Да идите же сюда, - плачуще махнула рукой Александра Фёдоровна. – Как же так? Неужели всё вернулось на свои места7
– Увы, мадам, - сказал я, - всё осталось на своих местах, только неизвестна дата удачного покушения на господина премьер-министра, а ещё написана дата появления Ленина, который отдаст приказ о расстреле вашей семьи.
– Когда же он появится? – рыдая спросила она.
– В апреле семнадцатого числа после расстрела рабочих на Ленских золотых приисках, - сказал я. – Тогда симбирский дворянин Ульянов возьмёт себе псевдоним Ленин.
– Это не брат казнённого цареубийцы Александра Ульянова? – спросил ЕИВ.
– Родной брат, Ваше Величество, - сказал я, - и он поклялся отомстить за смерть своего брата.
– Что же нам делать? – спросила императрица.
– Мне по чину не положено давать советы августейшим особам, - сказал я. – Но по моему уразумению нужно не расстреливать рабочих на Ленских золотых приисках, а арестовать владельцев приисков, если они не улучшат условия работы и жизни людей. И всё по царскому указу. Завтра же должен быть опубликован указ о том, что ЕИВ одобрил проект Конституции, которую передали на рассмотрение Государственной Думы. И третье. Указ об отмене титулования в военном и гражданском ведомствах. Титулованию подлежат только князья, графы, бароны. У остальных есть чины, по которым и следует обращаться. А далее господин премьер-министр разработает план перехода России к конституционной монархии. И об этом должно быть сказано во втором указе. Пока ещё возможно это сделать путём публикации указов, то есть обнародования правительственного курса и подрыва революционной базы в России. Если преобразования будут свёрнуты, то Книгу судеб переделать уже не удастся.