Ваше благородие
Шрифт:
Участвуя в переговорах с советской стороной, больше всего я боялся двух вещей: спровоцировать драку слишком рано и спровоцировать ее слишком поздно. Как выяснилось, я произвел на советскую сторону самое то впечатление: горохового шута с манией величия. Через час боя я начал подумывать, что советская сторона не очень ошибалась.
Вся операция была распланирована почти минута в минуту, с очень жесткими возможными допусками по времени. Если батареи береговой обороны не обезвредят к моменту подхода конвоя, то конвою конец. Тогда останется, пожалуй, только пробиваться к морским пехотинцам и, бросив вертолеты здесь, бежать в Альма-Тархан на всех 35 узлах, которые могут выдать десантные корабли и катера. Невеселая перспектива.
Батареи береговой обороны в Крыжаном и Таирове были захвачены вплотную к моменту подхода конвоя “Золотая лань” на дистанцию поражения. Через сорок пять минут ролкеры и паромы начали разгружаться в обоих портах. Первым высадился 11-й бронемобильный полк, вернее, два его батальона. “Бовы”, “Витязи” и “Воеводы”, грохоча по аппарелям, скатывались на пирсы и следовали к зданию штаба округа, где мы отстреливались от “королевского полка”. Танки крошили траками одесский асфальт. Дюк равнодушно взирал на серо-зелено-песчаные машины, ползущие мимо нескончаемым потоком. На шею Дюку какой-то остряк успел повязать форменный корниловский шейный платок.
Два танковых батальона и один неполный батальон морской пехоты оказались тем козырем, который полковник Сидиков никак не мог побить. Он попытался дать бой, и этот бой длился ровно 27 минут. Точку поставили “Кречеты”, вернувшиеся из рейда против ракетных комплексов береговой обороны. Они сели на палубы “Евпатории” и “Керчи”, дозаправились, подвесили НУРы и налетели на советские позиции.
Два вертолета все же было сбито “Шилками”. Один из них сумел сесть на позиции нашей морской пехоты. Другой свалился в расположение “королевского полка”. Слава Богу, не на жилой дом, как один из “Воронов” прикрывавших наш вертолетный десант. Когда видишь на мостовой трупы людей, которые выпрыгивали из окон, чтобы спастись от огня, солдатом себя ощущать перестаешь. Я не знаю, сколько мирных жителей Одессы погибло в этот день — советская сторона до сих пор не называет цифру. То ли оттого, что она слишком мала для “Одесской резни”, как нашу высадку долгое время называли в прессе. То ли оттого, что она все же слишком велика: аналогичных случайных жертв уличных боев во всем Крыму было 78. Шестьдесят лет военного противостояния с СССР выковали неплохую систему гражданской обороны: каждый обыватель отлично знал, куда нужно прятаться, если у тебя на улице начинают стрелять, а командиры, в свою очередь, старались обеспечить эвакуацию граждан.
Но жертвы случайного попадания наших ракет во время поединка пилотов и зенитчиков, были последними среди мирного населения Одессы: подполковник Сидиков сложил оружие. Других боев в городе не было, и противоположное утверждение — ложь, которую я буду опровергать всеми доступными средствами…”
Арт Верещагин
“The Trigger: a Battle for Island of Crimea”
Одесса, тот же день, 1850
— Господа! — Верещагин надеялся, что выглядит убедительно. — Я принял решение пробиваться в Скадовск. У вас есть десять минут — попытаться переубедить меня. За последнее время появились какие-то новости, которые резко меняют картину?
— Что думает полковник Казаков? — спросил Ровенский.
Арт редко когда в своей жизни испытывал такое сильное желание соврать.
— Полковник Казаков по-прежнему в тяжелом состоянии. Ближайшим транспортом его отправят в Симфи.
— Арт, вы с ума сошли? — сдавленом голосом спросил полковник Шалимов, командир второго отдела. — Вообразили себя Наполеоном?
— У вас есть возражения по существу, Энвер Аблямитович? Не касающиеся моей персоны?
— Где вы рассчитываете прорвать линию обороны красных? — спросил Ровенский.
— В районе Березовки… — Верещагин изложил свои соображения.
— Может получиться, — спокойно заметил Ровенский.
— Возражения, Энвер Аблямитович? — Верещагин повернулся к полковнику. — Вы только что говорили, что ресурсов у нас не хватит, чтобы обороняться в течение суток. А чтобы бежать — хватит.
— Я боюсь, что мы не пробьемся.
— Я тоже боюсь.
— Что мы делаем с теми кораблями, которые не успеем повернуть? — Траубе не поднимал глаз от стола.
— Пусть конвой следует в Скадовск. При малейшей опасности — авиацию в воздух.
— В воздух — и куда?
— Увидим. По обстоятельствам.
— Значит, сворачивать отступление из-под Березовки? — начальник первого отдела покачал головой. — Шлыков будет в восторге…
“Через пять минут после сдачи “королевского полка” к штабу фронта подъехал полковник Казаков. Мы сели в штабной вертолет и полетели в гражданский аэропорт: именно там было решено развернуть штаб группировки.
Сделав крюк к порту, мы увидели высадку группы “Дрейк-3”. “Дрейк-1” и “Дрейк-2” уже направлялись к своим целям: авиабазам Лиманское и Буялык. “Дрейк-3” должен был уничтожить Одесскую авиабазу.
Каждая группа состояла из горноегерского батальона и саперной роты. “Дрейку-3” ввиду большого объема работ придали две саперные роты.
Группа “Ингленд” (бронемобильная бригада) закончила выгрузку и следовала в направлении Солдатской Слободы. Один из ее батальонов пересекся с “Дрейком-2”, который, по идее, должен был следовать на Пересыпь. Вся Одесса, конечно, очень велика, но они умудрились пересечься. Иногда мне кажется, что главное военное искусство заключается в умении всех правильно развести, так чтоб никто не путался у других под ногами.
В аэропорту уже развернули мобильный диспетчерский пункт. Разгонять гражданские самолеты и эвакуировать пассажиров не пришлось: красные это сделали до нас, рассчитывая использовать аэродром как военный. Теперь на него садились две эскадрильи поддержки с воздуха: F-15A и А-7Е. “Сапсаны” (будь прокляты главштабовские орнитологи! — “Харриеры”) по-прежнему базировались на “Севастополе”: мы считали разумным держать яйца в разных корзинках. Один из секторов был отдан вертолетам: “Воронам”, “Кречетам” и “Дроздам”. Диспетчеры готовились также к приему транспортников С-130 (“Лебедей”), которые должны были привезти боекомплект для нашей авиации.
А в это время, как писали в приключенческих романах начала века, в Николаеве готовилась к выходу мотострелковая дивизия. Несмотря на объявленную готовность номер один, по нашим прикидкам, им понадобилось бы два часа на то, чтобы прийти действительно в боевую готовность, и три часа на выдвижение — по самой короткой дороге, через Коблево. Это при самом оптимистичном для них раскладе.
Против нас было развернуто три дивизии: в Скадовске, Херсоне и Николаеве. Но выдвигаться они могли только по одной дороге, нанизанные на нее как бусины на нить. Эта дорога пересекала разветвленную, заболоченную дельту Днепра, устье Южного Буга, и вот уже здесь, на выходе из Николаева, раздваивалась, широкой рогатиной обходя Тилигульский Лиман. С севера — через Березовку, пересекая речку Тилигул, а с юга — перепрыгивая через реку Березань и ПГТ поселок Березанка и протискиваясь между лиманом и морем в районе поселка Коблево.