Ваше благородие

Чигиринская Ольга Александровна

На счастье есаула, Афанасьев отходил так же легко, как и заводился. Он остановил битье лежачего и приказал оттащить его обратно в подвал, отметив явный провал своих дипломатических усилий.

Есаул пострадал не так сильно, как можно было подумать, глядя на его разбитое лицо. И причиной тому, что он пролежал, отвернувшись к стене, не шевелясь и не говоря ни слова, целый час, были страдания не физические, но душевные. Есаул чувствовал себя униженным. А будучи человеком гордым, он не мог избыть душевную муку стоном или громким ругательством.

Гнев его не находил себе выхода.

Поэтому казачьи офицеры, согнанные в подвал, были уверены, что их командир избит до полусмерти.

— Ни хрена себе, с батькой разобрались, — сказал молодой хорунжий Петров.

— Выбирай выражения, Стас, — одернул его подъесаул Голованов. — Никто с ним не разбирался. Его избили. В кровь, в лежку. Позвали, вроде бы для приватной беседы, и наломали.

— Такая у них, оказывается, манера беседовать. — вставил сотник Башенков.

— Делать что будем?

— В смысле — что делать?

— В смысле, едрить-его, что делать, если сейчас еще кого-то из нас поволокут?

— Надо, господа, сделать так, чтобы никого никуда не волокли, — наконец-то подал голос Денисов. — Это, по-моему, самое верное

—

* * *

Ретрансляционный центр Роман-Кош, 1350

Гости нагрянули меньше, чем через полчаса. Две группы спецназа ГРУ на советских армейских джипах.

— Сэр? — раздался в «уоки-токи» голос Шамиля.

— Нет, — Верещагин, не отрываясь от мониторов, снял с предохранителя «беретту». — Еще рано.

— А когда будет не рано? — спросил Берлиани.

— Когда из машин выйдут все.

— Один стрелок останется.

Верещагин поднялся из кресла, сунул «беретту» в карман, бросив Кашуку:

— Заприте за мной дверь.

ОСВАГовец без единого слова выполнил приказание.

Капитан вышел из здания, где располагались технические службы, навстречу командиру спецназовцев — высокому старшему лейтенанту.

Ирония судьбы заключалась в том, господа, что на Верещагине тоже была форма спецназовца и погоны старшего лейтенанта.

Новоприбывший слегка удивился тому, что на телевышке уже кто-то есть.

— А где все? — спросил он.

— Кто «все»?

— Местные.

— Внизу.

— Чего-то я не понял, братишка. Вы должны были держать их здесь!

— На хрена они мне здесь нужны? Сдал их десантуре, и все дела.

— Ты вообще кто? — приподнял бровь старший лейтенант.

— Старший лейтенант Верещагин

— Не знаю такого.

— Девятая бригада.

— Ка-кая, на хрен, девятая? Вышку должны были мы занимать! Восьмая! У меня приказ!

— А у меня что, сонет Шекспира? У меня тоже приказ.

— Совсем охренел ваш Горобец.

— Гравец. Фамилия комбрига — Гравец.

Прибывший старлей немного успокоился.

— Ладно, Верещагин, где там твоя машина? Пошли, свяжемся с твоим начальством. Обсудим ситуацию.

— Машина улетела.

— Так

вас сюда еще и по воздуху забрасывали?

— Чего только штабы не придумают, лишь бы друг другу свечку вставить.

— Так как же вы…

— Из аппаратной. Пошли.

Старлей сделал знак рукой, и двое из команды отправились за ним.

— Что у тебя за рация, Верещагин?

— У местной охраны взял, — Верещагин снял с пояса «уоки-токи» и нажал на кнопку. — Хороша штучка?

Они подошли к двери аппаратной. Верещагин поднес «уоки» к губам:

— Кашук, открой.

В замковом механизме что-то щелкнуло. Лже-спецназовец взялся за громоздкую ручку, повернул ее вверх и потянул дверь на себя.

Одновременно он сделал шаг влево, оказавшись между открывшейся дверью и стеной. Правая рука скользнула в кобуру и появилась оттуда с довеском.

А где твой черный пистолет? А вот он, мой черный пистолет…

«Стечкин», славный силой и точностью боя.

Было слишком поздно хвататься за оружие. Долей секунды хватило Кашуку и Хиксу, чтобы нажать на триггеры укороченных «Калашей». Что бы Томилин ни говорил об АК-74У, но свою задачу они выполнили. Двое спецназовцев повалились на пол, срезанные пулями.

Верещагин выстрелил еще раньше. Старший лейтенант не успел даже понять, что же случилось.

Пауза. Стоп-кадр.

Полсекунды Арт потратил на то, чтобы посмотреть в лицо убитого им человека.

Крупный план, Володя. Удивление и обида, угасающие в еще влажных серых глазах. Вопрос.

«…Почему я?»

Верещагину уже приходилось сталкиваться с этим вопросом. Внезапная лавина, отек легких, вылетевший крюк.

«…Почему я?»

Отлично, Володя. Просто замечательно. Переснимать не будем.

Все запомнили смерть полковника Чернока. Смерть страшную, публичную и нелепую, но во многом — случайную.

Очень немногие узнали о смерти старшего лейтенанта спецназа ГРУ Виктора Чернышова.

И тем не менее, именно с этой смерти нужно начинать отсчет дней войны. Именно старшего лейтенанта и двоих его солдат убили преднамеренно, беспощадно и быстро.

Именно с этой минуты ничего изменить было нельзя.

Поняли, мистер Гангут? Внесите это в сценарий, пожалуйста.

6. Айкидо

Симферополь, 1156

Востокова арестовали около полудня в его собственном рабочем кабинете.

…После расставания с «одноклассниками» и полковником Сергеевым он некоторое время колесил по городу, внимательно рассматривая происходящее. Раннее майское солнце устроило ослепительные игры на зеркальных стеклах небоскребов делового центра, на поверхностях луж, оставленных ночным поливальщиком улиц и на отражателях солнечных батарей. Во всем этом зеркальном великолепии отражались тысячи белых парашютных куполов. Небеса выглядели так, словно там кто-то дунул в гигантский одуванчик.