Ваше Сиятельство 5
Шрифт:
— А можно дверь закрыть? — спросил он, озираясь. — Очень важно, чтобы Елена Викторовна нас не услышала.
Странные опасения. Они для меня стали интригой. Еще бы: любовник моей мамы желает поговорить, да еще так, чтобы мама не оказалась в курсе нашего разговора. Ну-ну. Я исполнил его просьбу — захлопнул дверь и для спокойствия гостя даже повернул лимб замка.
— Не знаю, как правильно начать, ваше сиятельство… — Майкл прошел к окну, глянул вниз, словно желая убедиться, что и с той стороны нет любопытных ушей.
— Саша. Просто Саша, — поправил я его. — Или на ваш британский манер — Алекс. Кстати, именно так меня стала называть Элизабет.
— Okay. Да, я заметил, Элизабет к вам как-то очень быстро прониклась дружеским отношением. Алекс, очень важно, чтобы все что я скажу, осталось в тайне. Если об этом узнает Елена Викторовна, то я не представляю, что будет со мной, — он сокрушенно покачал головой и как-то не по мужски поджал губы. — Даже думать не хочу. Скорее всего она не пожелает меня никогда видеть.
Вот это был совершенно неожиданный поворот. Поначалу я думал, что Милтон каким-то образом попытается продвинуть передо мной интересы Элизабет. Думал, что эта хитрая сучка наговорила ему чего-то, заставляя младшего брата исполнять какую-то ее задумку, а все поворачивалось совсем в другую сторону. Он исповедоваться что ли пришел? Я пока не мог уловить, что объединяет его страхи перед графиней и желание поговорить о Элизабет Барнс.
— Хорошо, Майкл, я обещаю, что от меня мама ничего не узнает о нашем разговоре. За это можешь не переживать. Рассказывай, что там за проблема, — я сел в кресло, жестом предлагая ему устроится напротив.
— Элизабет… Понимаете, Алекс, она старше меня более чем на два года. Сейчас это как бы не важно, но в детстве и юности имело значение. Она всегда руководила мной с самого начала. Насколько я это могу вспомнить, лет с пяти, наверное, или еще раньше. Она часто наказывала меня: ставила в угол и била, если ей что-то не нравилось — так было в детстве. Она заставляла делать за нее работу, которую ей поручала мать, а когда приходили ее подруги, она любила выставлять напоказ перед ними, как она руководит мной, — британец, постояв немного, присел на край кровати.
Вот и открылась для меня прежде неведомая сторона миссис Барнс. И все-таки она стерва. Стерва со своими завихрениями в голове. Стерва, которая умеет быть милой и вызвать к себе жалость. Но от этого, она не перестает быть стервой. Я возмутился:
— Странно это слышать, Майкл. Неужели ты не мог поставить ее на место? Ты же мужчина! Здесь дело даже не в физической силе, а в силе духа, воле, решительности.
— Дело в том, что лет до десяти, она была сильнее меня. Два с половиной года — это большая разница в таком возрасте, — начал оправдываться британец, явно чувствуя себя неловко. — А потом, я просто привык подчиняться ей и ничего не пытался изменить. Да и сама Элизабет, когда мы вошли в период юности, уже стала относиться ко мне иначе: она все реже пыталась повелевать мной, наверное, потому что ей до меня было мало дела — все больше она проводила время со своими подруги и друзьями. В те годы у нее было много поклонников из парней из старших классов, а я на какое-то время стал для нее как бы неинтересен. Лишь иногда она повелевала мной, когда ей что-то действительно от меня требовалось. Но то, что я сказал — лишь менее важная предыстория. Я хочу сказать вам другое. Хочу и боюсь это произносить.
— Но ты попробуй, Майкл. И не забывай, мы перешли на «ты», — напомнил я, внимательно его слушая и складывая в уме более полный образ его сестры.
— Элизабет стала моей первой женщиной, — проговорил он, после чего повисла тишина.
— Да, Алекс. Увы, увы, к моему огромному позору мы были любовниками, — Милтон нервно потянул узел галстука на шее, стараясь его ослабить. — Оглядываясь назад, сейчас мне об этом страшно думать, но так вышло… — он нервно сглотнул. — Родителей дома не было. Элизабет пришла с какой-то вечеринки, какой-то возбужденной, веселой. Она зашла в мою комнату, когда я переодевался. Вместо того чтобы выйти, подошла ко мне и попросила показать, что у меня в брюках, которые я старался спешно надеть. Разумеется, мне это показалось глупостью и я, испытывая огромное смущение, сказал, что не буду обнажаться перед ней. Она назвала меня трусом, сама расстегнула мои брюки, сунула в них руку. Достала это… в общем его, мяла, гладила, и я почти сразу кончил. Элизабет потом долго
— Вы это делаете с ней до сих пор? — я встал, чтобы взять коробочку «Никольских» и пепельницу. Сказанное британцем было настолько неожиданным, что я испытал не удивление, а даже потрясение.
— Это прекратилось, после того как я уехал учиться в Рим. А после Рима я не так много виделся с ней и, между нами, такого больше не случалось. А вот теперь… — Майкл замолчал, подбирая слова. — Нет, если вы подумали, что мои отношения с Элизабет снова вернулись к тому пороку, то нет. Последнее время с нами такого не случалось. Года три точно ничего подобного не было, если не считать нескольких поцелуев — она всякий раз старается поцеловать меня в губы. Теперь дело в другом: Элизабет считает, что я принадлежу ей. Она всегда так считала. И когда я встречался с Бриджит, и когда у меня была Джесси. И когда она сама была окружена множеством любовников. Моей сестре трудно допустить, что у меня есть другая женщина, которую я люблю больше, чем ее. Алекс, я на самом деле люблю вашу мать! Вы же это знаете! Я не смею думать об отношениях с Элизабет каких-то иных, кроме как с сестрой! — горячо произнес он, встав с кровати.
— Хорошо, Майкл, я верю тебе. А теперь какие у тебя проблемы с Элизабет? Она шантажирует тебя прошлым? — догадался я, понимая, что это могло бы быть в ее стиле.
— Увы, да. И это очень и очень серьезно. Ей не нравится, что я люблю Елену Викторовну. Элизабет может разрушить наши отношения. И сделать это она может очень легко: скажет графине, что я был ее любовником. Может даже соврет, что я им остаюсь, — произнес он довольно громко, и тут же осекся, поглядывая на дверь, за которой будто были чьи-то шаги.
— Да, это серьезно. Это очень серьезно, — я прикурил, и минуту-другую молча смотрел в приоткрытое окно. Майкл, с тревогой и нетерпением ждал моих дальнейших слов, в то время как меня раздирали противоречия. С одной стороны возмущение, что с моей мамой оказался такой человек, как этот британец: слабохарактерный, не имеющий в душе твердого мужского начала, совершенно несостоятельный, да еще с таким пикантным прошлым. С другой стороны, этого человека любит моя мать и сейчас она с ним счастлива. А еще, несмотря на многие минусы, этот человек имеет много положительных качеств и, главное, этот человек переступил через себя, доверился мне и рассчитывает на мою помощь. Сейчас я имел возможность сделать то, к чему не так давно стремился. Вернее, стремился не я сам, а прежний Саша Елецкий: разорвать связь матери и Майкла. Но с моей бы стороны это означало огромную подлость в угоду отголоскам эгоизма, доставшегося мне вместе с этим телом. Разумеется, я так не сделаю. Как бы ни было, я — не судья прошлых грехов господина Милтона, и, следуя своим принципам, я обязан ему помочь.
— Ты правильно сделал, что сказал это мне, — вынес я вердикт, выпустив струйку дыма. — Елене Викторовне подобное говорить ни в коем случае не надо. Когда дело касается эмоций, графиня не всегда бывает рассудительна. Что касается Элизабет… тебе не надо ее опасаться. Я смогу сделать так, что она не посмеет лезть в отношения между тобой и Еленой Викторовной. Но проблема в том, что на выходные меня в Москве не будет. Постарайся устроить так, чтобы Элизабет не встречалась с графиней в эти дни, а в начале недели я поговорю с твоей сестрой, и у нее пропадет охота лезть в ваши отношения.