Вашингтон, округ Колумбия
Шрифт:
Бэрден пытался дозвониться до лидера большинства, а старик продолжал говорить о первой мировой войне и вероломстве Вильсона, причем так, словно все это было только вчера; потом он перешел к нынешним временам и заговорил о том, как все изменилось.
— Посмотрите на теперешний сенат и только подумайте, чем он был тогда! Олдрич, Джим Рид, Лафайет-младший. Тогда были настоящие ораторы. Настоящие дебаты. — Старый голос внезапно окреп — таким, наверно, он был в те счастливые дни до эры громкоговорителей и усилителей, когда политическому деятелю приходилось без помощи микрофона заполнять большой зал грохочущей медью собственного голоса. Телефон лидера большинства был занят.
Дверь в кабинет открылась, из-за нее выглянула голова Джесса Момбергера.
— Я так и думал, что вы здесь. Я вам не помешал?
— Нет, — сказал старик, поняв, что настал момент изгнания духов. Он поднялся и взял руку Бэрдена своей невесомой, как бумага, рукой. — Вы должны зайти к нам, сенатор. Мы — я и жена — живем в отеле «Конгрешнл- армс». Все будет как встарь, когда мы обсуждали проект денежной реформы. Помните? Только теперь мне по- настоящему удалось решить эту проблему. Видите ли, у меня было достаточно времени, чтобы хорошенько подумать. Никаких условных денег, никакой бумаги. Только медная и платиновая монета. Вотключ к здоровым финансам. — И он с изяществом предоставил живых их суете.
— Меня ждет та же участь, — сказал Момбергер, — если только бог не рассудит иначе. Да и вас тоже.
Бэрден отрицательно покачал головой.
— Когда я отсюда уйду, я уж больше сюда не приду. Слишком больно.
— Все так говорят, и все приходят. Если и есть что-нибудь бесполезнее вышедшего в тираж американского сенатора, то такую вещь на выставке показывать надо.
— Вы уже получили уведомление?
Бэрден покачал головой.
— Я все пробую дозвониться до лидера большинства. Все линии заняты.
— И из Белого дома ничего?
— Ничего. Но я буду здесь. На девять вечера назначено совещание лидеров конгресса. Так что я готовлюсь.
— Чудно. Вот не думал, что может такое случиться. — Рука Момбергера лежала на голове Цицерона — он считал его неудачным скульптурным подобием своего старого друга Уильяма Дженнингса Брайана.
— Похоже, онтоже не думал. Я говорю о президенте.
— Он изрядный стервец, но мне не верится, чтобы он умышленно угробил весь наш флот. — В душе Момбергер был приверженцем Нового курса. В результате отношения между ними зачастую были натянутыми, тем более что президент старался сделать так, чтобы все благодеяния их штату шли через Момбергера — обстоятельство, отнюдь не облегчавшее Бэрдену его переизбрания в 1944 году.
— Даже Франклин может просчитаться. — Бэрден сказал это нейтральным тоном. Он мог себе это позволить. На президенте лежала прямая ответственность за величайшее поражение, нанесенное Соединенным Штатам со времени войны 1812 года. Чего доброго, против него еще возбудят процесс импичмента. — Мы все должны сплотиться вокруг него, — сказал Бэрден.
Они сидели молча; время словно остановилось в канун этого зимнего вечера, и им оставалось только ждать, когда президент позовет их в бой.
— Между прочим, как ваше здоровье? — По голосу Момбергер был участливый друг, но Бэрден знал, что перед ним всего-навсего небеспристрастный политический деятель.
— Как нельзя лучше. — Это была почти правда. — Собственно говоря, у меня был не удар — это была неправда, — а так называемая временная закупорка сосуда в мозгу, что-то вроде спазма. — Это было мягко сказано. — Неделю-другую были затруднения с речью, но этим всеограничилось. — Ограничилось? Он до сих пор вскакивал среди ночи с кошмарной мыслью, что в его мозгу лопнул сосуд, лишив его речи, зрения, возможности двигаться, а то и еще хуже — поселив безумие под сводом его черепа, ибо он знал теперь, что самые ужасные человеческие страдания могут быть вызваны каплей крови, просочившейся из отведенного ей русла в мозговую ткань.
Клей вихрем ворвался в приемную.
— Здравствуйте, сенатор.
Момбергер, с которым Клей обменялся горячим рукопожатием, сказал:
— Привет, конгрессмен. — Момбергер любил Клея и уже оказал ему молчаливую поддержку на дополнительных выборах.
— Не конгрессмен, а капитан армии СШАОвербэри. — Клей повернулся к Бэрдену, словно желая извиниться перед ним. — Все уже оформлено.
— Так скоро? — только и мог сказать Бэрден.
— Последние полгода я поддерживал постоянный контакт с военным министерством, так, на всякий случай. Ну вот, теперь случай налицо.
— Стало быть, вы не собираетесь баллотироваться? — вдруг оживился Момбергер.
Клей покачал головой.
— Как можно, когда война?
— Молодец. — Момбергер повернулся к Бэрдену. — Надо бы дать знать судье.
Бэрден кивнул:
— Я зайду к нему сегодня вечером.
Момбергер направился к двери.
— Расскажите мне, о чем будет говорить президент. — Он вышел. Через несколько минут, подумал Бэрден, какое бы национальное бедствие ни постигло страну, его коллега позвонит судье и предложит кого-нибудь из своих для баллотировки по Второму округу.
— Вы увидите президента?
— Да, наверное. По радио передавали, что все лидеры конгресса будут введены в курс событий сегодня вечером в Белом доме. Дай мне папку по Дальнему Востоку.
Клей выложил папку на стол.
— И еще те заметки, что я сделал после разговора с японским послом Курусу. — Бэрден в изумлении покачал головой. — Подумать только, он был здесь, разговаривал с Хэллом, а в это время Пёрл-Харбор бомбили. Фантастическое коварство!
Когда Клей разложил бумаги, Бэрден спросил:
— Что говорят в Лавровом доме?
— Что это заговор, что же еще? Блэз полагает, президент сам отдал приказ взорвать корабли.
— Очень может быть! Инид там была?
Клей нахмурился:
— Нет. Насколько мне известно, она дома.
В открытой двери кабинета показался сенатский рассыльный. Монотонной скороговоркой он произнес:
— Сенатор, лидер большинства велел передать:' завтра на двенадцать тридцать назначено совместное заседание обеих палат конгресса.
Мальчик уже вышел было из приемной, когда Бэрден окликнул его: