Вашингтон, округ Колумбия
Шрифт:
— Отец всю эту неделю в Уотч-Хилле. Я сказала, пусть сам открывает дом, я не собираюсь уезжать из города, когда ты вот-вот должен вернуться.
Она радостно улыбалась ему, он радостно улыбался ей. Они любили друг друга. Жаль только, им не о чем было говорить. Они не давали друг другу поводов для беспокойства, поэтому настоящей близости между ними не было; впрочем, ее и не могло быть в семье, где пылкость детских чувств обращалась не на родителей, а на слуг. Питеру казалось, что Блэз обратил внимание на Инид лишь после того, как она против его воли вышла замуж за Клея. С тех пор отец болезненно
Подали закуску: авокадо с крабами. Крабы были хороши, если б не множество крошечных пленок, которые застревали в зубах. Русские разделывали крабов не очень чисто и клали мало пряностей.
— Ты понятия не имеешь, чего стоило твоему отцу сунуть тебя в военное министерство. — Фредерика считала само собой разумеющимся, что связи пускают в ход совершенно открыто.
— Представляю, — сказал Питер, хотя он вовсе не желал представлять себе, как Блэз нажимает на все педали, чтобы поудобнее устроить ему жизнь.
— Мне кажется, он даже добивался, чтобы тебе присвоили офицерское звание.
— Это уж слишком.
— Я тоже так думаю. — Она ничего не утаивала от него. — По-моему, его раздражает, что ты всего-навсего нижний чин, сержант.
— А меня это устраивает. — Питера действительно устраивало, что он простой сержант, особенно теперь, когда ему уже не придется жить в бараках. Быть чином выше значило бы принять более деятельное участие в войне, а это не входило в его расчеты. Он словно наглухо отгородился от войны. И хотя сидеть в министерстве было скучно, он отнюдь не жаждал деятельности. Он был уверен, что на фронте его убьют. Этим он отличался от своих сверстников: они были решительно не способны вообразить себе свою смерть. Он же умел ее вообразить, пожалуй, даже слишком наглядно, и предпочитал оставаться в живых. Пусть другие исполняют свой долг.
— Клей приезжает в отпуск. Его произвели в… — Она запнулась. — Что, чтонам делать с Инид?
Питер внутренне ликовал: наконец-то он причислен к взрослым, которым постоянно приходится что-то с кем-то делать.
— Ты должен поговорить с ней! — Фредерика произнесла это таким тоном, будто нашла великолепное разрешение проблемы. — Да, да! Она тебя слушает. Она не слушает ни меня, ни Блэза, они почти не разговаривают друг с другом. — Фредерика от изумления открыла рот. — Боже мой, да ведь это же Блок!
Посмеиваясь про себя, Питер наблюдал, как Айрин Блок прошла через сад с гордо поднятой головой: она была в стане врага и знала это.
— Эта женщина где хочешь пролезет. — В голосе Фредерики звучала неподдельная боль. — А ведь мы, между прочим, для того и основали наш клуб, чтобы не пускать ее сюда.
Айрин Блок подошла к столу, где сидели генералы и их жены.
— Слабое основание, чтобы открывать клуб. — Питер был искренне тронут огорчением матери.
— А еще, — без всякого перехода сказала Фредерика, — у нее интрижка с Бэрденом Дэем.
— Ну, в это я не верю. Он ведь старый.
— Шестьдесят лет — это не такуж много. — Фредерика машинально прикрыла рукой шею, на которой был написан ее возраст. — Да, ты еще в этом убедишься. — Она снова заговорила об Инид, а Питер ел авокадо с крабами и досадовал, что в них слишком много волокон. Зато основное блюдо было великолепно: цыплячья грудка, свернутая в виде котлеты. Он ткнул вилкой в румяную корочку, изнутри брызнуло горячее масло.
Из рассказа Фредерики выходило, что Инид слишком часто видится с неким морским офицером. Она не ответила ни на одно письмо Клея. Он соглашался дать ей развод, но она не хотела ни с кем об этом говорить.
— Она пьет?
Фредерика неожиданно стала выгораживать дочь: мать была готова на все, даже на лжесвидетельство.
— Что значит — пьет? Разумеется, выпивает, как и все прочие.
— В прошлую зиму она явно перебирала.
— Ну так что ж, время от времени это с каждым случается. При таком… напряжении, — туманно пояснила Фредерика, подставляя щеку для поцелуя Люси Шэттак.
Питер поднялся с набитым ртом. Люси сказала:
— Фредерика, не слишком ли он для тебя молод? Да уж не Питер ли это? Господи боже, так и есть! Я-то подумала, что твоя мать, как все наши девушки, внесла свой вклад в победу над врагом и отдала дань нашим мальчикам!
Из всех светских зубоскалок Вашингтона сардонически- язвительная Люси казалась Питеру самой занятной. Ее муж был одним из лидеров республиканской партии, ее казначеем и оптимистом. Люси была пессимисткой.
— В этом году наше дело дрянь, как всегда.
— Все из-за этого проклятого Рузвельта, — автоматически ответила Фредерика.
— Знаешь, мне кажется, он бессмертен. Во всяком случае, я так и говорю своему Лоренсу: можешь примириться с тем, что теперь мы на сто лет вперед обеспечены такими радетелями об общественном благе, как Гарри Гопкинс. Да, кстати, раз мы уж заговорили о зануде Гарри: ты слышала, что случилось, на прошлой неделе в Мидлберге? — Она начала рассказывать, глаза ее заблестели. История — это сплетня, мудро подумал Питер, вся хитрость в том, чтобы определить, какая именно сплетня — история.
Как только Люси сделала передышку, Фредерика указала на миссис Блок.
— Она тут.
— Да уж вижу. Это на нее похоже. С важным видом и полной мошной. Я велела Лоренсу быть к ней повнимательней. Мы должны выжатьиз нее деньги на прием.
— Ее денежки достаются только Бэрдену Дэю и демократам.
— Старый козел, — лаконично отозвалась Люси Шэттак, — Между прочим, на этот раз ему придется начинать борьбу уже с первичных выборов. Рузвельт кого-то поддерживает против него, и…
— Какой он мстительный! — вставила Фредерика.
— Просто изверг, когда с ним не соглашаются. Всегда с ножом наготове, правда?
Люси выжидающе посмотрела на Питера, и тот нехотя опустил полную ложку домашнего ванильного мороженого с густым шоколадным кремом.
— Он поступает с другими так же, как, на его взгляд, они при малейшей возможности поступили бы с ним самим, — изрек Питер и отправил мороженое в рот.
— Какая досада, что моя Элизабет еще так молода, — вздохнула Люси Шэттак. — Хочу, чтобы она вышла замуж за кучу денег. — Она ласково похлопала Питера по руке. — Это тебя мы имеем на примете.