Вашингтон
Шрифт:
Полукороль подтвердил, что лагерь французов находится в семи милях от англичан. Они продолжали устраивать вылазки. Вашингтон решил сам изловить этот летучий отряд неприятеля.
Было новолуние, лес затопил чернильный мрак, лил дождь. Ведомый Полукоролем Вашингтон ощупью продвигался вперед по узкой тропке, за ним гуськом, натыкаясь друг на друга, шли 40 солдат; семеро заблудились, их потом так и не нашли.
Ранним утром 28 мая Полукороль, двигаясь бесшумно, словно призрак, отвел «бледнолицего брата» в потайное место в узкой горной долине, со всех сторон закрытой утесами. Там стояли палатки трех с половиной десятков французов. Укромное место, никаких опознавательных знаков… Вашингтону больше не требовалось доказательств. Всё ясно! Это шпионы! Днем они прячутся здесь, а по ночам бродят вокруг нашего
Индейцы тенями рассыпались по горам, перекрывая французам пути к отступлению, а Вашингтон во главе своего отряда храбро пошел на них в лоб, подставляя себя под удар. Увидев, что окружены, французы схватились за оружие и принялись беспорядочно стрелять. Начальник английского отряда отдал приказ открыть ответный огонь. Его солдаты дали два быстрых и четких залпа. Потеряв десять человек убитыми, французы поняли, что оказались в ловушке, побросали мушкеты и сдались. Потери Вашингтона составили только четыре человека — трое раненых и убитый. Бой продолжался не больше четверти часа.
Неожиданно обнаружилось, что среди французов находился посланник с поручением, аналогичным миссии, какую в свое время исполнил Вашингтон. 35-летний Жозеф Кулон де Вилье, господин де Жюмонвиль, имел при себе ультиматум к англичанам немедленно освободить страну Огайо. Он начал зачитывать это послание, но тут Полукороль выскочил вперед, снес ему полчерепа своим боевым топором, погрузил руки в теплый мозг своей жертвы, разбрасывая бледно-розовые ошметки, а затем снял скальп. По этому сигналу индейцы набросились на уцелевших французов, били раненых по головам и снимали скальпы. Вашингтон им не мешал: индейцы еще пригодятся, лучше иметь их среди своих друзей, чем среди врагов.
Двадцать девятого мая Вашингтон вернулся в лагерь и засел за письмо к Динвидди. Прежде чем перейти к описанию кровавого столкновения, он уделил восемь абзацев новым жалобам на маленькое жалованье, не позволяющее колониальному офицеру вести достойное существование. Между делом он упомянул, что сообщил полковнику Фэрфаксу о своем намерении уйти в отставку, но тот якобы его отговорил; снова намекнул, что предпочел бы служить вообще без платы, чем за такие жалкие гроши. Наконец, он написал и о Жюмонвиле, напирая на то, что в скрытом от глаз месте могли находиться только шпионы или дезертиры, но уж никак не дипломатическая миссия, к тому же французы провели там три дня, высылая лазутчиков, хотя теперь от этого и отпираются.
Другое письмо Джордж отправил брату Джеку, рассказав в нем о том, как вел себя в первом бою: шел впереди своих солдат, подавая им пример и подвергая себя огромному риску. «По счастью, я даже не был ранен, хотя правый фланг, где я находился, был открыт, весь вражеский огонь обрушился на него, именно там был убит один человек, а остальные ранены… Говорю тебе совершенно точно: я слышал свист пуль, и поверь мне, есть что-то завораживающее в этом звуке».
Понимая, что французы скоро узнают об инциденте и явятся отомстить за своих, Вашингтон поклялся не делать ни шагу назад и приказал своим людям рыть окопы и огораживать частоколом форт, который назвали Несессити (Необходимость). Пока его небольшое войско напряженно готовилось к нападению французов, полковник Фрай свалился с лошади и скончался 31 мая. Командование Виргинским полком перешло к Джорджу Вашингтону.
На следующий день пришел ответ от Динвидди: он благодарил молодого героя за «приятные вести» и поздравлял с победой, «доказавшей индейцам, что французы не непобедимы в честном бою с англичанами». К следующему письму прилагались четыре тысячи черных и столько же белых вампумов и три бочонка рома для подкупа краснокожих. Впрочем, в глубине души Динвидди понимал, что Вашингтон превысил свои полномочия, поэтому в отчете министерству торговли он отвел своему молодому протеже второстепенную роль, переложив главную ответственность на индейцев. В результате национальный герой Виргинии превратился в Англии в опрометчивого юнца, жаждущего славы. В лондонских газетах написали и про «завораживающий свист пуль». Прочитав это, король Георг II скривился: «Он бы так не сказал, если бы слышал его чаще». «Вашингтон и иже с ним могут быть храбры и решительны, — писал лорд Албермаль герцогу Ньюкаслу, — но они невежественны и неопытны в нашем деле;
Это еще было не самое страшное — в Париже Вашингтон прослыл подлым убийцей. Чудом уцелевшие французы представили свою версию событий: утром, разбуженные воплями, они обнаружили, что окружены индейцами и англичанами, которые открыли огонь. Господин де Жюмонвиль через переводчика призвал их прекратить стрелять, и когда залпы прекратились, стал зачитывать ультиматум. Ему выстрелили в голову из мушкета. Англичане перебили бы всех французов, если бы индейцы не заслонили их собой. (Разумеется, мнимое милосердие индейцев упоминалось лишь для оправдания союза с дикарями; Полукороль объезжал дружественные племена, демонстрируя им свои боевые трофеи — французские скальпы.)
Инцидент с Жюмонвилем стал искрой, от которой разгорелась Франко-индейская война (1754–1763). Два года спустя ее тлеющие головешки перелетели в Европу, где началась Семилетняя война. «Пуля, выпущенная молодым виргинцем в американской лесной глуши, вызвала мировой пожар», — писал сэр Горацио Уолпол, сын премьер-министра.
…Вместо покойного Фрая новым главнокомандующим стал полковник Джеймс Иннс, опытный офицер-шотландец, возглавлявший полк Северной Каролины. Вашингтон ничуть не возражал против этого назначения. С майором Джорджем Мьюзом, который привел в форт Несессити две сотни солдат и поступил под его начало, у него установились теплые отношения. Но вот грядущее прибытие сотни пехотинцев из Южной Каролины под командованием Джеймса Маккея сулило неприятности. Эта рота состояла из колониальных солдат, но считалась частью регулярной британской армии; капитан Маккей обладал королевским офицерским патентом, а потому его статус был выше, чем у Вашингтона, командира полка.
В самом деле, появившись со своими людьми 14 июня, Маккей разбил отдельный лагерь, а когда Вашингтон прислал ему пароль и отзыв, недвусмысленно дал понять, что не намерен подчиняться какому-то колониальному полковнику. Его южнокаролинцы не будут строить дороги вместе с виргинцами, поскольку Вашингтон может заплатить им только по низким колониальным расценкам.
Но это были еще цветочки. 18-го числа Вашингтон созвал совещание индейских вождей. Три дня они пытались разработать стратегию военных действий против французов. Опытный глаз Полукороля сразу выхватил все недостатки форта, бывшего предметом гордости пылкого молодого командира. Хлипкое сооружение из бревен, покрытых дранкой и звериными шкурами, могло вместить не более семнадцати человек, остальные должны были укрываться в окопах за земляными насыпями. Между тем поляну, на которой находился форт, со всех сторон окружали лесистые горы, откуда он был виден как на ладони. Более того, случись дождь — и луг, заросший густой травой, где паслись кони и коровы (большой плюс, с точки зрения Вашингтона: не надо тратиться на фураж), разом превратится в болото. Короче говоря, индейцы поняли, что жалкий британский форт не защитит их от огромных сил французов, сконцентрировавшихся в форте Дюкен, и решили вовремя уйти. Вашингтон возмущался «чертовыми изменниками, которых подослали шпионить французы», но Полукороль мог лишь пожалеть доброго, но наивного и неопытного бледнолицего, возомнившего, будто может повелевать индейцами, точно своими рабами, и не желавшего слушать их советов.
Через неделю, 28 июня, Вашингтон велел своим измученным людям, занятым строительством дорог, укрыться в форте и провел военный совет. Разведка донесла, что силы противника составляют 800 французских солдат и 400 индейских воинов, а во главе этой армии стоит человек, от которого не приходится ждать пощады, — капитан Луи Кулон де Вилье, старший брат убитого Жюмонвиля. В довершение всего уставшие солдаты Вашингтона уже шесть дней не ели ни мяса, ни хлеба, перебиваясь иссохшими кукурузными початками. Тем не менее решимости у молодого командира не убавилось; он был уверен, что сумеет противостоять французам со своими тремя сотнями солдат и девятью пушечками. Вероятно, как насмешливо отозвался Полукороль, он надеялся, что французы будут выходить в чистое поле стройными рядами, позволяя себя убить. (На самом деле Вашингтон знал, что «французы все сражаются в индейской манере», то есть используют тактику партизанской борьбы, стреляя из-за укрытий, но был уверен в превосходстве британцев.)