Васил Левский
Шрифт:
Раковскому удалось получить место главного переводчика при штабе турецких войск, расположенных вдоль Дуная. Прибыв в главный турецкий штаб, Раковский отправил своего помощника Ивана Бацева в Сербию, чтобы связаться с русским командованием, сообщить ему о намерениях и деятельности тайного общества.
Следуя к месту новой службы, Раковский организовал в попутных городах и селах сеть тайных обществ. План Раковского всюду находил поддержку: «Моими единомышленниками в этом деле были многие болгары...»
Раковскому не удалось долго продержаться в турецком
К восстанию готовились в городах и горных деревушках Тырновского округа, в залитых три года назад кровью селах вокруг Видина и Белоградчика.
«Теперь, — заявляли крестьяне Видинской околии в письме к послу России в Вене, — когда повсюду наших братьев ловят и заковывают в кандалы, стыдно жить не борясь. Пришло время освободиться или умереть».
Друг Раковского художник Константин Русович создал известную в те времена гравюру «О чем мечтали болгарские деятели народного освобождения в 1854 году». На переднем плане в тени деревьев спит седобородый старец и видит сон: под ожившим дубом женщина — олицетворение Болгарии, — закованная в цепи. Лев рвет цепи. Перед женщиной символы национального независимого государственного существования: корона, скипетр и меч. Так аллегорически изображалась заветная мечта болгарского народа видеть свое отечество свободным от турецкого ига. И осуществление мечты связывалось с Крымской войной 1853—1856 годов.
Устремления болгар находили горячий отзвук в России. Поэт Петр Андреевич Вяземский, друг Пушкина, услышав о выступлении русских войск, откликнулся на эту весть стихами:
С гор балканских наши братья Простирают к нам объятья С упованьем и мольбой. Скорби их нам не чужие: Им сочувствует Россия И за них готова в бой.На помощь братьям болгарам призывала русская печать. Жители городов и селений России горячо напутствовали отправлявшихся на войну солдат.
Весенними зорями полыхал над болгарской землей 1854 год. Люди, встречаясь, спрашивали: «Ну что? Ну как там?» И вот, наконец, услышали долгожданную весть:
— Русские перешли Дунай!
Егор Ковалевский в своей книге о войне с Турцией 1853 и 1854 годов писал о том дне:
«Воины наши 12 марта вступили в Тульчу... Того же числа казаки заняли Исакчи. Христианское население городов и деревень повсюду встречало русских с восторгом, целовались, как в светлое Христово воскресенье, бедные райи, изнемогшие, замершие под вековым гнетом, пробуждались для новой жизни».
От болгарина к болгарину, с севера на юг и с востока на запад летела радостная весть. Возбужденный прибежал к матери Васил. Он только что слышал, как древний старец, уже давно не видевший белого света, простерев руки к небу, говорил окружавшим его людям:
— Идет гроза! Уже видны ее всполохи, слышны ее раскаты. Пройдет она по нашей земле благодатным дождем, омоет кровавые раны. Испепелит небесный огонь врагов наших. Вижу, люди, ясно вижу свет солнца восходящего...
Вскоре военные действия развернулись в самой Болгарии. Русские войска осадили Силистру, город и крепость на южном берегу Дуная.
«Наш лагерь, — рассказывал участник осады, молодой офицер Дунайской армии Лев Николаевич Толстой, — был расположен по ту сторону Дуная, т. е. на правом берегу, на возвышенном месте, среди превосходных садов, принадлежащих Мустафе-паше, губернатору Силистрии. Вид с этого места не только великолепен, но и для всех нас большой важности. Не говоря уже о Дунае, об его островах и берегах, из которых одни были заняты нами, другие турками, с этой высоты были видны город, крепость, мелкие форты Силистрии как на ладони».
Но перед самым штурмом осада Силистры была снята. Войскам приказано отойти на левый берег.
Отходя от Силистры, русская армия взяла с собой около пяти тысяч болгар, чтобы спасти их от' зверства турок «зверства, которому я,— писал Л. Н. Толстой, — несмотря на свою недоверчивость, должен был поверить. Как только мы оставили несколько болгарских деревень, которые раньше занимали, турки пришли туда и, исключая молодых женщин, годных для гарема, уничтожили все, что там было».
К вечеру 14 июня 1854 года под Силистрой все было кончено. Перед войсками развернулась картина, которую, как свидетельствует очевидец, никогда не забудут те, которые видели ее:
«На левом берегу Дуная широким станом расположились болгары со своим скотом и имуществом, какое успели захватить второпях. Иные хлопотали около домашнего скарба, весьма немногие готовили себе пищу, большая часть сидела кружками, приунылая. Жалко было старикам покидать родные места, родные могилы и пускаться вдаль за неизвестным будущим. Только молодые и беззаботные не унывали, радуясь, что вырвались из-под ненавистного ярма. Между ними мелькали наши солдаты: одни усердно помогали укладывать их добро, другие, усевшись у кружка, рассказывали о будущем их отечестве. Далее двигались колонны войск, там, где они оселись, раздавались песни и пылали огни.
С правого берега неслись вопли болгар, их мольбы и то унылое причитание славян, которое раздирает душу. Эти несчастные не могли перейти, потому что мост был уже снят.
На самом Дунае рубили канаты от якорей, жгли лодки. Вся картина освещалась ярким заревом горевших стогов сена и всякой ненужной рухляди, оставленной под Силистрой и зажженной, чтобы ничего не досталось неприятелю. Бивуачный шум заглушался по временам пальбой, производившейся из крепости и с наших батарей...» [14]
14
Ег. Ковалевский. Война с Турцией, стр, 227—228.