Василий Каменский. Проза поэта
Шрифт:
Степан расстегнул ворот рубахи, засучил правый рукав, взмахнул весело кистенем:
Сарынь на кичку! Ядреный лапоть Пошел шататься по берегам. Сарынь на кичку! В Казань-Саратов! В дружину дружную На перекличку, На лихое лишное врагам. Сарынь на кичку! Бочонок с брагой Мы разопьем У трех костров ИВ Персии
Выбрал Степан среди всех дней голубых самые бирюзовые, выбрал он среди всех ветров самый ровный да попутный, выбрал среди всех стругов сорок быстрых снаряженных, выбрал среди любимцев самых испытанных и пустился на парусах холщовых по морю Хвалынскому — морю Каспийскому в желанную, заманчивую Персию, в город Решт, где жил принц персидский Аджар, жил, да богатейшую торговлю шелками вел с Астраханью.
Знал об этом Степан.
В то время большие нелады шли между Персией и Московским государством. Из-за того больше, что Персия по всему побережью Хвалынскому, вплоть до самой Астрахани и дальше по волжским городам, всю шелковую, всю бархатную, всю ковровую торговлю захватила, скупая и перепродавая товары, из Индии шедшие.
Знал об этом Степан.
Принц-купец Аджар славился богатствами несметными, жадностью ненасытною, хитростью лисичьей, жестокостью царской и множество рабов держал, а в их числе и негры африканские были.
Знал об этом Степан и еще знал о том, что у Аджара есть дочь Мейран, умная красавица, та самая чудесная принцесса, что когда-то в грозовую ночь снилась, будто ждет не дождется драгоценного волжского знатного гостя.
Так нежданно-негаданно для Решта ярый ветер морской пригнал к берегам струги понизовой вольницы.
Врасплох Степан с вольницей в гости к принцу Аджару пожаловали.
Принц Аджар сначала испугался, а потом успокоился, когда атаман-богатырь поклонился:
— Много я золота привез с собой и вот желаю у тебя, принц Аджар, шелку, бархату, ковров персидских купить, да тоже торговать буду.
— Салям маликем! — низко кланялся гостям принц Аджар, обрадованный приплывшему золоту, — будем верными друзьями. Я люблю русский народ и желаю ему добра больше, чем желает русский царь.
— Для нас царя нет, — отвечал Васька Ус, — мы сами цари и сами себе добра желаем.
С удивлением и страхом смотрел принц Аджар на одноусого, одноглазого гостя, разодетого в боярский кафтан не по плечу, не по росту.
Да и все другие гости были одеты вроде Васьки, — кто в чем попало, а иные даже в парчовых шубейках боярынь.
В кипарисовом дворце принца Аджара жил Степан с есаулами, а вольница кто где по домам, а кто и на стругах — на всякий неровный час.
А как встретил Степан принцессу персидскую — утонул в любви нахлынувшей, будто на дно морское опустился: такая Мейран приворожная, невиданной красы чаровницей была. И сразу сердце свое девичье в сердце Степана вложила,
И тем ключом открыла сокровища несказанные, клад заповедный: душу, как море Хвалынское, сердце, как солнце утреннее, глаза, как два полумесяца, слова, как гусли привезенные, и ласка — вина пьянее.
В лунные ночи в саду апельсиновом бродил Степан с гуслями и под окнами у резного балкона Мейран пел в истоме трепетной:
Сад твой зеленый, Сад апельсиновый. Полюбил персиянку за тишь. Я — парень ядреный, Дубовый, осиновый, А вот тоскую — Поди ж. Видно, песни царевны чаруйным огнем Пришлись по нутру. С сердцем, пьяным любовным вином, Встаю поутру И пою: Сад твой зеленый, Сад апельсиновый. Ой, Мейран: Чуду приспело Родиться недолго — Струги легки и быстры. Со славой-победой Увезу я на Волгу Зажигать удалые костры.Мейран слушала и тайно ждала близкой встречи со Степаном.
По персидскому обычаю, как женщине, ей нельзя было видеть Степана дома.
И только в дни дворцовой охоты она могла среди природы и всяких случайностей видеть близко чужих мужчин.
Степан узнал об этом и быстро добился у принца назначения дворцовой охоты на тигров.
Сборы были торжественные, суетливые, праздничные.
Принц когда-то славился, как ловкий охотник на тигров, но теперь постарел, и его забавляла только сама обстановка охоты. Поэтому, кстати желая блеснуть перед Степаном, принц особенно пышно и ярко расцветил свой походный двор.
На величественное шествие смотреть собрался весь Решт, и загалдела пестротканная толпа, когда охотники тронулись в путь.
Пятьдесят всадников-персиян на белых лошадях и пятьдесят всадников русских удальцов на черных лошадях шли по сторонам, блистая дорогим оружием и раззолоченными седлами и поводами.
В середине всадников огромные, мускулистые, голые негры несли три роскошных паланкина. В первом паланкине сидел принц, рядом по левую сторону несли его дочь, принцессу Мейран, а по правую — несли Степана.
К паланкинам то и дело подъезжал Васька Ус, разливая по чарам заморское вино и с веселыми насказками угощая принца и Степана:
— Пейте чаще, охотнички, скорее тигры в глазах покажутся.
Так ехали целый день.
Степан распевал песни, взглядывая ясным соколом на Мейран.
А Мейран боялась от счастья поднять свои тихие бархатные очи, предчувствуя желанный час первых огневых объятий, первых мучительных прикосновений, снившихся так часто утром.
К вечеру спустились в тростниковую долину.
Прискакал к паланкинам вожатый и указал место стоянки.
Принц дал знак — все вдруг стихли и стали прислушиваться.
Из камышовых зарослей далеко разносился протяжный звериный рев полосатых хищников.
И как бы в ответ слышалось мяуканье тигрят.
Над головами пролетели большие ночные птицы, наполняя долину острым, тревожным криком.
Все осторожно стали устраиваться на становище.
Охоту решили начать с чуть рассветом.
Ночь протекла в приготовлении.
Принц приблизился к Мейран и, увидав ее спящей, пошел послушать тигров.