Василий Каменский. Проза поэта
Шрифт:
Татары загалдели разом:
— Понимай! Якши, якши, Стенька Разин! Салям маликем, Стенька Разин! Один сердце: бедный русский, бедный татар. Наш башка — твой башка. Бери татар. Якши! Салям маликем!
Степан уперся головой в брюхо Хайнуллина:
— На, Хайнуллин, бери мою башку за алтын на квас.
Хайнуллин сел на землю, покаялся, заревел:
— Зачем петлю с башки снял? Твой золотой башка! Мой худой башка. Весь мой татар якши любит Стенька Разин. Я всем татар говорил — Стенька Разин весь татар рубить будет,
Хайнуллин побежал к стругам, схватил веревку и давай сам в петлю лезть.
А когда Хайнуллина снова вытащили из петли, он в Волгу бросился, — едва откачали, вином отпоили.
До утра ревел Хайнуллин, до утра клялся отдать жизнь за атамана.
Васька Ус, Фрол, Черноярец, Степан обнимались с татарами:
— Якши! Ай, якши. Недавно рубились, пластались, а теперь целуемся-милуемся, теперь и Волгой не разольешь. Уж, значит, поняли друг друга.
Чугунники гоготали:
— Якши, так якши!
Знатный город Астрахань
В солнцеутренний росный час, когда молодая земля, как проснувшаяся возлюбленная, вся полна расцветных желаний перед днем, разодетым в бирюзовый парчовый кафтан с жемчужными облаками на груди, с лихой улыбкой ясной молодости — в солнцеутренний прозрачный час поднялся Степан.
В опаловых туманах качалась Волга и берега вокруг.
Перепевно отчаянно пели птицы, радуясь восходному свету и теплу.
И от счастливого легкого пробуждения стройно высились гордые берега, приветливо трепеща верхушками зелени.
Степан думал о дальних дорогах, еще неизведанных, о днях впереди.
На Восток глядел Степан, — будто там остались глаза.
Перелетной лебединой стаей перекликно, крылисто стружила на грудовстречных стругах с узорными парусами понизовая вольница к понизовьям астраханским, где река Волга равняется с морем Хвалынским.
Где зарубежные острова будто приплыли с Волги и остановились в удивлении перед морем раздольным, остановились привыкшие к берегам, остановились изумрудным воспоминанием о великом переселении индийском.
Где в камышовых зарослях дивным на веки следом таинственной Индии живет чудо-растение — египетский лотос, сине-розовый запах которого дает отведавшим сладостное забвение и глубинность любви.
Где морские рыбы и рыбы речные, встречаясь в разливах, испуганно-странными глазами смотрят друг на друга и разбегаются в свои стороны.
Где над протоками носятся стадами дикие утки, головоносые журавли и черные с зелено-золотым отливом бакланы, а на островах разгуливают грузные, снежно-алые пеликаны, поглядывая на небо. Перелетают пунцовые фламинго.
Где знатная для всех восточных народов Астрахань рассказывала о своей древней судьбе так.
В девственных устьях
Древнейший народ — хозары, основавшие первые айюглу Ашторхонь (Астрахань), покорились Золотой Орде.
Тогда по астраханскому краю проходила дорога, по которой двигались кочевые меднолицые народы из Азии в Европу.
Ашторхонь кочевники любили как священное пристанище.
Калмыки-буддисты строили свои хурулы-храмы с остроконечными крышами, загнутыми по краям.
Индийцы строили свои свайные шатры и на индийском базаре по ранним утрам кричали птицами, удивляли змеиными плясками и яркопестрыми материями из трав, а больше торговали шелками.
В 1554 году Астрахань была взята Московским государством, позарившимся на обширную восточную торговлю знатного города.
Темной ночью тихо, бесшумно, будто тучи, правым берегом проплыли струги мимо Астрахани к самому морю, чтобы с нежданного конца накатиться.
Так и наладили.
Густолюдная понизовая вольница раскинулась широченным станом на урочище Жареных Буграх.
Степан написал грамоты воеводе князю Прозоровскому и митрополиту Иосифу и нарядил везти грамоты полоненного боярского человека у князя Семена Львова да астраханского попа Воздвиженской церкви, хитростью добытого.
В грамотах писалось:
— Учинить добром просим — бескровной гладкой дорогой, через кованые ворота, пропустить нас в Астрахань и здоровьем отдать город с имуществом и со всеми животами без остатку.
Посланных ждали два дня; на третий — рыбаки приплыли с вестью, что попа засадили в каменную тюрьму в Троицком монастыре, а боярского человека накрепко за-пытали до смерти.
И еще поведали рыбаки, что Вознесенские ворота камнями завалили, что митрополит Иосиф устроил со всем духовенством крестный ход вокруг кремля, в стенах которого в два ряда вделаны три сотни пушек; что воевода Прозоровский ощупал стены и пушки, стрельцов развел по стрельницам и бойницам с самопалами, саблями, бердышами, копьями, расставил затинщиков при затинных пищалях, пушкарей при пушках, воротников при воротах.
И еще поведали рыбаки, что Хан-Ямгурчей, мурза Малого Ногая, стоявший под Астраханью, струсил и бежал в калмыцкую степь, а татарскую слободку сожгли боярские расторопные.
А еще поведали рыбаки, что на митрополичьем дворе головой над стрельцами поставили Ивана Красулина — тайного верного друга Степана, вольницей ловко подосланного.
А еще поведали рыбаки, что астраханцы-сермяжники ждут не дождутся удалых спасителей.
Степан бросился с вольницей на струги.
И поплыли по Болдинскому рукаву, оттуда в проток Черепаху, а там заплыли в речку Кривушу с южной стороны, где в виноградных садах зрел виноград для гостей.