Василий Шуйский
Шрифт:
Польские вести Ивана Васильевича особенно не встревожили. Послал в Ливонию и в Курляндию полк князя Хилкова, сам перешел во Псков.
И только-только разместились — прискакал еще один гонец: Стефан Баторий собирается идти на Полоцк. Грозный от такой вести отмахнулся как от мухи, но, не получая вестей из Ливонии о движении польских войск, собрал ближнюю Думу. Спросил совета у боярина Никиты Романовича Юрьева, у Ивана Петровича Шуйского, у Афанасия Нагого да у дворецкого своего воеводы Федора Хворостинина.
Никита Романович сказал уклончиво:
— Что бы люди ни умыслили,
Афанасий Нагой знал: царь полоцкой вести не поверил, и, подлаживаясь, посмеялся над королем.
— Обатур из кожи лезет, чтоб панам да шляхте угодить. У него, как сказывал гонец, всего пятнадцать тысяч. Где ему на царские города идти? Свои бы хоть отвоевал, ливонские.
Князь Иван Петрович тоже засомневался.
— Напасть на Полоцк заманчиво. В Ливонии много городов, много замков. Возле каждого надо постоять, надо потрудиться. Людей там у наших воевод маловато, но ведь на стенах пушки. А город возьмешь — добыча невелика после нашего похода. Еще и наголодаться можно. Если же идти к Полоцку — далеко, а главное неудобство — за спиной останется чужое войско, на подвоз никакой надежды.
— Король на Полоцк пойдет, — сказал Хворостинин.
— Это почему же?! — картинно изумился Нагой.
— Славы больше, земля войной не разорена. К тому же Полоцк на реке стоит, на Двине. По реке у короля будет подвоз.
— Я думаю, подождать надо, — решил царь. — Где объявится, туда и пошлем полки.
Василий Иванович Шуйский на том совете тоже был, слушал. Приговор царя ему понравился.
Ждать пришлось недолго: в самом конце июля Стефан Баторий явился под деревянные стены Полоцка. Крепость была новехонькая, построенная по приказу Грозного из дуба.
Раскаленные ядра особого вреда стенам не причиняли. Жители города были настороже, быстро тушили занимавшиеся пожары. Воду брали из Двины, спуская на веревках людей наполнять ведра и кадки. По смельчакам стреляли, убивали, но половчане духом были крепки.
Царь Иван Васильевич, узнавши о приходе польского короля, послал к Полоцку сначала передовой полк князя Дмитрия Хворостинина, через день-другой полк правой руки Ивана Петровича Шуйского и в город Сокол — окольничего Федора Васильевича Шереметева.
Сокол стоял на единственной хорошей дороге, по которой войскам Батория доставляли продовольствие. Дорогу Шереметев загородил, однако в бои не ввязывался. Ему противостояли литовские и польские полки Христофора Радзивилла да Яна Глебовича.
Три недели держался Полоцк против зубров Стефана Батория. А это были воистину зубры. Сведения, доставленные Грозному, оказались ложными. Новый польский король, затевая войну, подготовился как нельзя лучше. Его войско состояло не из вольной шляхты, а из видавшей виды пехоты, из железных наемников: шотландских, немецких, французских, из неистовых полков венгерского воинства. Артиллерия у Батория тоже была наемная, умеющая и стены ломать, и пожары устраивать, и расстреливать врага в чистом поле.
Три недели осады привели королевское войско в уныние. Шли дожди. В шатрах сыро, в земле ноги вязнут. Питание скудное, край дикий — леса, болота! Села и деревеньки войной разорены.
Войско требовало решительного
— Русские превосходят европейские народы в обороне своих крепостей, — сказал Стефан Баторий на военном совете. — Если приступ не даст нам победы, что же тогда делать? Отступать со стыдом?
Ночью король пришел к своим венгерским полкам.
— Сколько спросите, столько и получите, но завтра стены Полоцка должны сгореть.
Венгров только помани золотишком.
29 августа в скорбный праздник Усекновения главы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна славный город Полоцк окружило стеной огня.
Жители, как могли, гасили пламя. Господь помогал им дождем. Всю ночь и весь день Стефан Баторий простоял с полками на дороге к Соколу. Ждал русских. Зарево пылающего Полоцка в Соколе увидят, воеводы должны поспешить на помощь.
Слишком хорошо думал Стефан Баторий о русских. Воевода окольничий Федор Васильевич Шереметев за стены Сокола даже носа не высунул. Не он горит — Телятевский с Волынским. Меньше чем через месяц, 25 сентября, лютые венгры возьмут, сожгут Сокол, устроят такую резню, что старый немецкий полковник, взявший за свою жизнь сотню городов, изумится кровожадности венгров, а более всего будет поражен обилием трупов, покрывавших городские площади и улицы.
Что сказать в оправданье Шереметеву? Он знал: у Батория не пятнадцать тысяч солдат, как сообщали Грозному, а сорок две тысячи. С тремя, с четырьмя такую силу не одолеешь. И еще знал Федор Васильевич указ царя Ивана: в чистом поле с немцами не сходиться, не губить попусту русских людей. В чистом поле немцы воюют не храбростью, но искусством. Только дело кончилось для умника полным бесславием: Полоцку не помог, свой полк в Соколе положил, в огне пожег, сам, знамо дело, уцелел, сдался на милость победителя. Возвращаться, ответ перед государем держать — духу не хватило. Поступил на службу к Стефану.
Когда огонь умерил ярость, увидели осаждающие, что одна стена Полоцка совершенно рухнула, три другие — обуглены, но стоят.
Венгры, жадные до грабежа, боясь упустить добычу, кинулись через огонь, а за стеной сгоревшей — ров, на валу пушки, смели наступавших огненным градом.
Снова и снова шли на приступ Полоцка немецкие роты, венгерские дружины, польские хоругви и всякий раз откатывались, оставляя убитых и раненых.
Стены удалось опять поджечь, и русские решили сдаваться. Стоять насмерть желали митрополит Киприан да воеводы Телятевский и Щербатов. Они затворились в соборе Святой Софии. Воевода же Волынский сдал город с правом свободного выхода всем защитникам.
Стефан Баторий не только сдержал слово, но предложил русским воинам перейти на его службу, обещал наградить землей в Литве. Среди стрельцов, а более среди холопов нашлись охотники идти за королем.
В середине сентября явились перед Баторием полки Хворостинина и Шуйского. В ту эпоху знающая искусство строя немецкая пехота была много сильнее дворянской конницы. Король Стефан крепко поколотил обоих воевод, сжег Сокол, взял города Туровлю, Сушу, Дриссу и с победой, но без добычи — обогатиться в этих городах было нечем — воротился в Краков.