Василий Шуйский

Козляков Вячеслав Николаевич

Так получалось, что Борису Годунову помогал и случай. Сначала из правительства, созданного при новом царе Федоре Ивановиче, оказались выведенными старшие бояре Никита Романович Юрьев и князь Иван Федорович Мстиславский. Одного — Никиту Романовича — постигла тяжелая болезнь, вероятно, удар. Его семь сыновей Никитичей — Федор, Александр, Михаил, Никита, Василий, Иван и Лев — принадлежали к той же «золотой молодежи», что и князь Василий Шуйский и его братья. Оставшиеся старшими в роду Василий Иванович Шуйский и Федор Никитич Романов были ненамного моложе Бориса Годунова. Однако Борис Годунов стал покровительствовать Никитичам — по некоему «завещательному союзу дружбы» (по словам «Повести» князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского), заключенному с их отцом Никитой Романовичем.

Князь Иван Федорович Мстиславский в 1585 году отправился на богомолье в Соловки и затем принял постриг в Кирилл о-Белозерском монастыре. По известию Латухинской Степенной книги XVII века, князь Иван Мстиславский называл Бориса Годунова сыном, а «Борис его назва отцем себе». После ухода из мира князя Ивана Федоровича его место занял князь Федор Иванович Мстиславский. Эта рокировка была очень выгодна Борису Годунову, потому что молодой князь Мстиславский никогда, ни до, ни после, не обнаруживал амбиций правителя, которые полагались ему по происхождению.

Все эти изменения в правительстве, произошедшие в 1584/85 (7093) году, были охарактеризованы в одной из первых статей «Нового летописца», называвшейся «О розни и недружбе боярской».

Согласно этому памятнику, созданному на рубеже 1620–1630-х годов и отразившему официальный взгляд на события Смуты и предшествовавшего ей времени, в самом начале правления царя Федора Ивановича началась «вражда меж бояр, розделяхуся надвое». Первую партию составили «Борис Федорович Годунов з дядьями и з братьями, к нему же присташа и иние бояре и дьяки и думные и служивые многие люди». Князья Шуйские оказались «з другую же сторону», где князь Иван Федорович Мстиславский возглавил оппозицию Борису Годунову вместе с родами тех же Шуйских, Воротынских, Головиных, Колычевых. К ним примкнули «иные служивые люди и чернь московская». О том же писал автор «Московского летописца»: «Потом ненавидяй враг добра роду человеческому нача возмущати боляр между себя враждовати, како бы друг друга поглотити, еже и бысть. Власть же и строение возложи на ся шурин царев боярин и конюшей Борис Федоровичь Годунов» [90] .

90

«Мятеж» и «разделение» меж бояр подтверждает еще и «Пискаревский летописец». См.: Новый летописец // ПСРЛ. М., 1965. Т. 14. С. 36; Московский летописец. С. 232; Пискаревский летописец. С. 195.

Какие бы противоречия не существовали в аристократической элите, смена самодержца вполне благоприятно сказалась на положении князей Шуйских. Князь Василий Иванович получил боярский чин еще до венчания на царство Федора Ивановича, не позднее 20 мая 1584 года. Ему было поручено ведать Московскую судную палату. Известно разбиравшееся им 25 июля 1584 года дело некогда влиятельного дьяка Андрея Шерефединова. Князь Василий Шуйский, служивший в «особом дворе» Ивана Грозного, участвовал в расправе с одним из прежних его руководителей [91] . И это было только начало усиления позиций суздальских князей в Боярской думе, где со времен Ивана Грозного уже находились князья Василий Федорович Скопин-Шуйский и Иван Петрович Шуйский. Каждый из них получил богатейшие кормления и пожалования. Особенно был отмечен выдающийся воевода князь Иван Петрович Шуйский, которого пожаловали в кормление спасенным им Псковом, «обеима половинами и со псковскими пригороды, и с тамгою, и с кабаки, что никоторому боярину не давывал государь». Ему также удалось вернуть родовое вотчинное село Лопатничи, оказавшееся после казни в начале опричнины князя Александра Борисовича Горбатого и его сына Петра за Покровским Суздальским монастырем. Друг за другом получили боярский чин младшие братья князя Василия Ивановича — князь Андрей Иванович к апрелю 1585 года и князь Дмитрий Иванович, пожалованный боярством к весне 1586 года [92] . Все это дает основания предполагать, что братья князья Шуйские были «погодки» и между ними была небольшая разница в возрасте.

91

Дьяк Андрей Шерефединов, споривший с рязанскими вотчинниками Шиловскими и с Воскресенским Тереховым монастырем о землях села Шилово и мыте на реке Оке, снова попал в опалу и сидел в тюрьме в царствование Василия Шуйского. См.: Мордовина С. П., Станиславский А. Л.Состав особого двора Ивана IV… С. 190; Сметанина С. И.Вотчинные архивы рязанских духовных корпораций // Русский дипломатарий. М., 2000. Вып. 6. С. 280.

92

См.: Павлов А. П.Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове… С. 31, 45.

Увеличившееся представительство князей Шуйских в Боярской думе заставляло современников внимательно присматриваться к ним и даже сравнивать их друг с другом. Английский посол Джильс Флетчер, давая характеристику русской знати и членам Боярской думы, выделял князя Ивана Петровича Шуйского — «человека великой воинской храбрости», и князя Андрея Ивановича Шуйского, считавшегося «человеком большой мудрости». Присутствие князя Василия Федоровича Скопина-Шуйского в Боярской думе воспринималось как дань его происхождению, а не «мудрости» и умению дать нужный совет (так же как другие, занимавшие первые места в Думе князья Федор Иванович Мстиславский и князь Иван Михайлович Глинский лишь украшали Думу своим присутствием). Выделялся, по мнению Джильса Флетчера, и молодой князь Василий Иванович Шуйский, заслуживший лестный отзыв английского дипломата. Героя настоящей книги считали «наиболее умным из других князей этого рода» [93] .

93

Цит. по: Fletcher Giles.Of the Russe Commonwealth // Rude and Barbarous Kingdom. Russia in the Accounts of Sixteenth-Century English Voyagers / Ed. By Lloyd E. Berry and Robert O. Crummey. The University of Wisconsin Press, 1968. P. 141, 154. См. также: Флетчер Д.О государстве Русском, или Образ правления русского царя… С. 42–43, 53.

Так в начале царствования Федора Ивановича знатные, богатые, умные, славные храбростью и службами своих предков родственники царя князья Шуйские снова оказались на виду. Однако пожалование в Боярскую думу еще не означало того, что князь Василий Иванович Шуйский занял положенное ему место одного из первых царских советников. Как известно, рядом с царем Федором оказался человек, который целью своей жизни поставил возвышение своего рода, — Борис Годунов, и усиление князей Шуйских невыгодно было, в первую очередь, именно ему. Не случайно, что князь Василий Иванович Шуйский очень быстро был удален из Москвы. С 1 апреля 1585 года ему было поручено «годовать» на Смоленском воеводстве, где он и находился вплоть до сентября 1586 года [94] . Под таким же почетным предлогом оказались вдалеке от столицы князь Иван Петрович Шуйский, вернувшийся в марте 1585 года на воеводство в Псков, а также князь Василий Федорович Скопин-Шуйский, ставший в 1585 году кормленщиком в Каргополе. Вот это и отличает, если так можно выразиться, почерк Бориса Годунова: формально князья Шуйские получили признание, а по сути очень скоро оказались за пределами какого-либо влияния на царя Федора Ивановича.

94

Разрядная книга 1475–1598 гг. С. 359; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1987. Т. 3. Ч. 2. С. 53–54.

Ответ князей Шуйских не замедлил себя ждать. Пик их политического и личного противостояния с Борисом Годуновым пришелся на 1586 год. Формальным поводом оказались дипломатические дела, и прежде всего контакты с Речью Посполитой. Посол Михаил Гарабурда в открытую обсуждал в Москве в апреле 1586 года перспективы заключения «вечного

мира» при условии, что русская сторона даст согласие возвести на русский престол, в случае бездетной смерти царя Федора, польского короля Стефана Батория [95] . Аристократические рода князей Мстиславских, Шуйских и другие поддерживавшие их члены Государева двора могли благосклонно смотреть на такую политическую комбинацию. Они уже успели вернуть себе почести и положение в Боярской думе, прекратив господство худородных выскочек, которых любил приближать к себе Иван Грозный, и разогнав его «особый» двор. Русские бояре могли рассчитывать на то, что они останутся в своем государстве на таких же прочных позициях, как магнаты Речи Посполитой, с одним существенным исключением, что уже ни у кого не будет столько власти над своими подданными, сколько присвоил себе Грозный. Однако вопрос престолонаследия относился к числу самых деликатных, и затрагивать его означало браться за обоюдоострое оружие. Кроме заботы о пользе государства, размышления на тему продолжения династии царем Федором Ивановичем напрямую касались рода Годуновых, чье нахождение в боярско-княжеской элите обеспечивалось именно их родством с царем по его жене — Ирине Годуновой. Не осознавать это князья Шуйские, и прежде всего оказавшиеся в тот момент в Москве князь Иван Петрович Шуйский и брат князя Василия Ивановича Андрей, конечно же не могли. Но не могли они, видимо, и дальше равнодушно наблюдать, как Борис Годунов ведет дело к тому, чтобы оказаться если не единоличным, то главным советником царя, окруженного лишь теми, кто был ему вполне лоялен.

95

См.: Флоря Б. Н.Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI — начале XVII в. М., 1978. С. 129–135.

Итак, князья Шуйские, ободренные поддержкой из Речи Посполитой, рассчитывали с помощью династического проекта справиться с возросшим влиянием Бориса Годунова. И, судя по отчетам посла Михаила Гарабурды, преуспели в этом: в Боярской думе случился мятеж против правителя, «даже дворяне великого князя отступили от Годунова… и к другой стороне пристали, открыто заявляя, что сабли против польского короля не поднимут, а вместе с другими боярами хотят согласия и соединения» [96] . Князья Шуйские сумели привлечь на свою сторону тех, кого не успел задобрить или исключить из игры Борис Годунов. Как рассказывал автор Хронографа редакции 1617 года, князь Иван Петрович Шуйский заручился поддержкой митрополита Дионисия, чтобы вместе с ним и своими сторонниками из числа «прочиих от больших боляр и от вельмож царевы полаты», а также «гостями московскими и всеми купецкими людми» убедить царя Федора Ивановича развестись с Ириной Годуновой. Все вместе они не позднее 14 мая 1586 года «учинишя совет и укрепишася между себя рукописанием», чтобы подать челобитную о вступлении царя в новый брак «царского ради чядородия» [97] .

96

Там же. С. 133.

97

См. подробнее: Зимин А. А.В канун грозных потрясений… С. 134–138; Скрынников Р. Г.Россия накануне «смутного времени». С. 32–39.

У Бориса Годунова в тот момент не было столько влияния, чтобы немедленно прекратить опасные для него действия политических противников. Неизвестно, как бы все стало развиваться дальше, но включение в борьбу московского «мира» изменило все расклады. События не смогли удержаться в мирном русле «совета», а окончились очень серьезными беспорядками, так что даже монахи Кремлевского Чудова монастыря вынуждены были закупать свинец, чтобы оборонять Кремль от вторжения возбужденной толпы. В этот момент ее действия направлял князь Андрей Иванович Шуйский, возглавивший «земских посадцких людей» (позднее его обвинили в том, что он «к бездельникам приставал»). Возможно, чтобы успокоить взволновавшийся московский посад, Борис Годунов и князья Шуйские заключили какой-то договор о «мире» при посредничестве митрополита Дионисия. «Новый летописец» очень правдоподобно описывает, как они «изшедшу от митрополита и приидоша к полате Грановитой; туто же стояху торговые многие люди, князь Иван же Петрович Шуйской, идучи, возвести торговым людем, что они з Борисом Федоровичем помирилися и впредь враждовать не хотят меж себя». Кто-то из торговых людей якобы прозорливо заметил на это: «Помирилися вы есте нашими головами, а вам, князь Иван Петрович, от Бориса пропасть, да и нам погинуть» [98] .

98

Новый летописец. С. 36.

Так все и произошло, как было предсказано. Борис Годунов не простил прямого выступления против него и его сестры, царицы Ирины Федоровны, никому. Не прошло и полгода, как митрополит Дионисий был сведен с престола, а над князьями Шуйскими был занесен карающий меч. Годунов не был бы Годуновым, если бы действовал прямолинейно. Сначала против князей Шуйских, в том числе и Василия Ивановича, было открыто следственное дело по обвинению в тайных сношениях с Литвой. Помня позицию князей Шуйских во время пребывания в Москве посла Михаила Гарабурды, поверить в такие обвинения было очень легко. После 15 сентября 1586 года князь Василий Шуйский больше не упоминался как смоленский воевода и был отозван в столицу. Согласно наказу русским посланникам в Речь Посполитую Елизару Леонтьевичу Ржевскому и дьяку Захарию Свиязеву, выданному в январе 1587 года, князь Василий Шуйский вместе с братьями Дмитрием, Александром и Иваном находился «в Москве». О двух других активных участниках майских событий в столице говорилось: князь Иван Петрович Шуйский «поехал к себе в свою отчину», а Андрей Иванович Шуйский сослан в деревню, но царь «опалы на него никоторые не положил» [99] . Время опалы пришло, чуть позднее, о ней говорилось в наказе послам в Речь Посполитую Степану Васильевичу Годунову и князю Федору Михайловичу Троекурову, выехавшим из Москвы 11 июня 1587 года. В первую очередь обвинение легло на самого заслуженного из князей Шуйских — князя Ивана Петровича: «Братья его князь Ондрей Шуйской з братьею учали измену делать, неправду и на всякое лихое умышлять с торговыми мужики… а князь Иван Петрович, их потакаючи, к ним же пристал и неправды многие показал перед государем. И государь нашь ещо к ним милость свою показал не по их винам, памятуя княж Иванову службу, опалы своей большой на них не положил: сослал их в деревни». Как дополнительное доказательство милосердия царя Федора Ивановича (читай, Бориса Годунова) приводилась ссылка на то, что «брат их болшой» князь Василий Федорович Скопин-Шуйский нисколько не пострадал: «слово до него не дошло, и он у государя живет по-старому при государе на Москве, ныне съехал с великого государева жалованья с Каргополя» [100] .

99

Цит. по: Павлов А. П.Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове… С. 35–36.

100

Цит. по: Зимин А. А.В канун грозных потрясений… С. 136, 275.