Василий Тёркин

Твардовский Александр Трифонович

Промолчал бы мой герой.

Но, поскольку водит носом,

Задаётся человек,

Тёркин мой к нему с вопросом:

– А у вас небось «Казбек»?

Тот помедлил чуть с ответом:

Мол, не понял ничего.

– Что ж, трофейной сигаретой

Угощу. –

Возьми его!

Видит мой Василий Тёркин –

Не с того зашёл конца.

И не то чтоб чувством горьким

Укололо молодца, –

Не любил людей спесивых,

И, обиду затая,

Он сказал, вздохнув лениво:

– Всё же Тёркин – это я…

Смех, волненье.

– Новый Тёркин!

– Хлопцы, двое…

– Вот беда…

– Как дойдёт их до пятёрки,

Разбудите нас тогда.

– Нет, брат, шутишь, – отвечает

Тёркин тот, поджав губу, –

Тёркин – я.

– Да кто их знает, –

Не написано на лбу.

Из кармана гимнастёрки

Рыжий – книжку:

– Что ж я вам…

– Точно: Тёркин…

– Только Тёркин

Не Василий, а Иван.

Но, уже с насмешкой глядя,

Тот ответил моему:

– Ты пойми, что рифмы ради

Можно сделать хоть Фому.

Этот выдохнул затяжку:

– Да, но Тёркин-то – герой.

Тот шинелку нараспашку:

– Вот вам орден, вот другой,

Вот вам Тёркин-бронебойщик,

Верьте слову, не молве.

И машин подбил я больше –

Не одну, а целых две…

Тёркин будто бы растерян,

Грустно щурится в огонь.

– Я бы мог тебя проверить,

Будь бы здесь у нас гармонь.

Все кругом:

– Гармонь найдётся,

Есть у старшего.

– Не тронь.

– Что не тронь?

– Смотри, проснётся…

– Пусть проснётся.

– Есть гармонь!

Только взял боец трёхрядку,

Сразу видно: гармонист.

Для началу, для порядку

Кинул пальцы сверху вниз.

И

к мехам припал щекою,

Строг и важен, хоть не брит,

И про вечер над рекою

Завернул, завёл навзрыд…

Тёркин мой махнул рукою:

– Ладно. Можешь, – говорит, –

Но одно тебя, брат, губит:

Рыжесть Тёркину нейдёт.

– Рыжих девки больше любят, –

Отвечает Тёркин тот.

Тёркин сам уже хохочет,

Сердцем щедрым наделён.

И не так уже хлопочет

За себя, – что Тёркин он.

Чуть обидно, да приятно,

Что такой же рядом с ним.

Непонятно, да занятно

Всем ребятам остальным.

Молвит Тёркин:

– Сделай милость,

Будь ты Тёркин насовсем.

И пускай однофамилец

Буду я…;

А тот:

– Зачем?..

– Кто же Тёркин?

– Ну и лихо!.. –

Хохот, шум, неразбериха…

Встал какой-то старшина

Да как крикнет:

– Тишина!

Что вы тут не разберёте,

Не поймёте меж собой?

По уставу каждой роте

Будет придан Тёркин свой,

Слышно всем? Порядок ясен?

Жалоб нету? Ни одной?

Разойдись!

И я согласен

С этим строгим старшиной.

Я бы, может быть, и взводам

Придал Тёркина в друзья…

Впрочем, все тут мимоходом

К разговору вставил я.

От автора

По которой речке плыть, —Той и славушку творить…С первых дней годины горькой,В тяжкий час земли родной,Не шутя, Василий Тёркин,Подружились мы с тобой.Но ещё не знал я, право,Что с печатного столбцаВсем придёшься ты по нраву,А иным войдёшь в сердца.До войны едва в поминеБыл ты, Тёркин, на Руси.Тёркин? Кто такой? А нынеТёркин – кто такой? – спроси.– Тёркин, как же!– Знаем.– Дорог.– Парень свой, как говорят.– Словом, Тёркин, тот, которыйНа войне лихой солдат,На гулянке гость не лишний,На работе – хоть куда…Жаль, давно его не слышно,Может, что худое вышло?Может, с Тёркиным беда?– Не могло того случиться.– Не похоже.– Враки.– Вздор…– Как же, если очевидцаПодвозил один шофёр.В том бою лежали рядом,Тёркин будто бы привстал,В тот же миг его снарядомБронебойным – наповал.– Нет, снаряд ударил мимо.А слыхали так, что мина…– Пуля-дура…– А у насГоворили, что фугас.– Пуля, бомба или мина —Всё равно, не в том вопрос.А слова перед кончинойОн какие произнёс?.– Говорил насчёт победы.Мол, вперёд. Примерно так…– Жаль, – сказал, – что до обедаЯ убитый, натощак.Неизвестно, мол, ребята,Отправляясь на тот свет,Как там, что: без аттестатаПризнают нас или нет?– Нет, иное почему-тоСлышал раненый боец.Молвил Тёркин в ту минуту:«Мне – конец, войне – конец».Если так, тогда не верьте,Разве это невдомёк:Не подвержен Тёркин смерти,Коль войне не вышел срок…Шутки, слухи в этом духеАвтор слышит не впервой.Правда правдой остаётся,А молва себе – молвой.Нет, товарищи, герою,Столько лямку протащив,Выходить теперь из строя? —Извините! – Тёркин жив!Жив-здоров. Бодрей, чем прежде.Помирать? Наоборот,Я в такой теперь надежде:Он меня переживёт.Всё худое он изведал,Он терял родимый крайИ одну политбеседуПовторял:– Не унывай!С первых дней годины горькойМир слыхал сквозь грозный гром,Повторял Василий Тёркин:– Перетерпим. Перетрём…Нипочём труды и муки,Горечь бедствий и потерь.А кому же книги в руки,Как не Тёркину теперь?!Рассуди-ка, друг-товарищ,Посмотри-ка, где ты вновьНа привалах кашу варишь,В деревнях грызёшь морковь.Снова воду привелосяИз какой черпать реки!Где стучат твои колёса,Где ступают сапоги!Оглянись, как встал с рассветаИли ночь не спал, солдат,Был иль не был здесь два лета,Две зимы тому назад.Вся она – от ПодмосковьяИ от Волжского верховьяДо Днепра и Заднепровья —Вдаль на запад сторона, —Прежде отданная с кровью,Кровью вновь возвращена.Вновь отныне это свято:Где ни свет, то наша хата,Где ни дым, то наш костёр,Где ни стук, то наш топор,Что ни груз идёт куда-то, —Наш маршрут и наш мотор!И такую-то махину,Где гони, гони машину, —Есть где ехать вдаль и вширь,Он пешком, не вполовину,Всю промерил, богатырь.Богатырь не тот, что в сказке —Беззаботный великан,А в походной запояске,Человек простой закваски,Что в бою не чужд опаски,Коль не пьян. А он не пьян.Но покуда вздох в запасе,Толку нет о смертном часе.В муках твёрд и в горе горд,Тёркин жив и весел, чёрт!Праздник близок, мать-Россия,Оберни на запад взгляд:Далеко ушёл Василий,Вася Тёркин, твой солдат.То серьёзный, то потешный,Нипочём, что дождь, что снег, —В бой, вперёд, в огонь кромешныйОн идёт, святой и грешный,Русский чудо-человек.Разносись, молва, по свету:Объявился старый друг…– Ну-ка, к свету.– Ну-ка, вслух.

Дед и баба

Третье лето. Третья осень.Третья озимь ждёт весны.О своих нет-нет и спросимИли вспомним средь войны.Вспомним с нами отступавших,Воевавших год иль час,Павших, без вести пропавших,С кем видались мы хоть раз,Провожавших, вновь встречавших,Нам попить воды подавших,Помолившихся за нас.Вспомним вьюгу-завирухуПрифронтовой полосы,Хату с дедом и старухой,Где наш друг чинил часы.Им бы не было износуВпредь до будущей войны,Но, как водится, без спросуСнял их немец со стены:То ли вещью драгоценнойТе куранты посчитал,То ль решил с нужды военной, —Как-никак цветной металл.Шла зима, весна и лето.Немец жить велел живым.Шла война далёко где-тоЧередом глухим своим.И в твоей родимой речкеМылся немец тыловой.На твоём сидел крылечкеС непокрытой головой.И кругом его порядки,И немецкий, привознойНа смоленской узкой грядкеЗеленел салат весной.И ходил сторонкой, бокомТы по улочке своей, —Уберёгся ненароком,Жить живи, дышать не смей.Так и жили дед да бабаБез часов своих давно,И уже светилось слабоНа пустой стене пятно…Но со страстью неизменнойДед судил, рядил, гадалО кампании военной,Как в отставке генерал.На дорожке возле хатыКостылём старик чертилОкруженья и охваты,Фланги, клинья, рейды в тыл…– Что ж, за чем там остановка? —Спросят люди. – Срок не мал…Дед-солдат моргал неловко,Кашлял:– Перегруппировка… —И таинственно вздыхал.У людей уже украдкойНаготове был упрёк,Словно добрую догадкуДед по скупости берёг.Словно думал подорожеЗапросить с души живой.– Дед, когда же?– Дед, ну что же?– Где ж он, дед, Будённый твой?И едва войны погудкиЗаводил вдали восток,Дед, не медля ни минутки,Объявил, что грянул срок.Отличал тотчас по слухуГрохот наших батарей.Бегал, топал:– Дай им духу!Дай ещё! Добавь! Прогрей!Но стихала канонада,Потухал зарниц пожар.– Дед, ну что же?– Думать надо,Здесь не главный был удар.И уже казалось деду, —Сам хотел того иль нет, —Перед всеми за победуЛично он держал ответ.И, тая свою кручину,Для всего на свете онИ угадывал причину,И придумывал резон.Но когда пора настала,Долгожданный вышел срок,То впервые воин старыйНичего сказать не мог…Все тревоги, все заботыУ людей слились в одну:Чтоб за час до той свободыНе постигла смерть в плену.

* * *

В ночь, как все, старик с женойПоселились в яме.А война – не стороной,Нет, над головами.Довелось под старость лет:Ни в пути, ни дома,А у входа на тот светЖдать в часы приёма.Под накатом из жердей,На мешке картошки,С узелком, с горшком углей,С курицей в лукошке…Две войны прошёл солдатЦелый, невредимый.Пощади его, снаряд,В конопле родимой!Просвисти над головой,Но вблизи не падай,Даже если ты и свой, —Всё равно не надо!Мелко крестится жена,Сам не скроешь дрожи!Ведь живая смерть страшнаИ солдату тоже.Стихнул грохот огневойС полночи впервые.Вдруг – шаги за коноплёй.– Ну, идут… немые…По картофельным рядамК погребушке прямо.– Ну, старик, не выйти намИз готовой ямы.Но старик встаёт, плюётПо-мужицки в руку,За топор – и наперёд:Заслонил старуху.Гибель верную свою,Как тот миг ни горек,Порешил встречать в бою,Держит свой топорик.Вот шаги у края – стоп!И на шубу глухоОсыпается окоп.Обмерла старуха.Всё же вроде как жива, —Наше место свято, —Слышит русские слова:– Жители, ребята?..– Детки! Родненькие… Детки!..Уронил топорик дед.– Мы, отец, ещё в разведке,Тех встречай, что будут вслед.На подбор орлы-ребята,Молодец до молодца.И старшой у аппарата, —Хоть ты что, знаком с лица.– Закурить? Верти, папаша. —Дед садится, вытер лоб.– Ну, ребята, счастье ваше —Голос подали. А то б…И старшой ему кивает:– Ничего. На том стоим.На войне, отец, бывает —Попадает по своим.– Точно так. – И тут бы дедуВ самый раз, что покурить,В самый раз продлить беседу:Столько ждал! – Поговорить.Но они спешат не в шутку.И ещё не снялся дым…– Погоди, отец, минутку,Дай сперва освободим…Молодец ему при этомПодмигнул для красоты,И его по всем приметамДед узнал:– Так это ж ты!Друг-знакомец, мастер-ухарь,С кем сидели у стола.Погляди скорей, старуха!Узнаёшь его, орла?Та как глянула:– Сыночек!Голубочек. Вот уж гость.Может, сала съешь кусочек,Воевал, устал небось?Смотрит он, шутник тот самый:– Закусить бы счёл за честь,Но ведь нету, бабка, сала?– Да и нет, а всё же есть…– Значит, цел, орёл, покуда.– Ну, отец, не только цел:Отступал солдат отсюда,А теперь, гляди, кто буду, —Вроде даже офицер.– Офицер? Так-так. Понятно, —Дед кивает головой. —Ну, а если… на попятный,То опять как рядовой?..– Нет, отец, забудь. ОтнынеНерушим простой завет:Ни в большом, ни в малом чинеНа попятный ходу нет.Откажи мне в чёрствой корке,Прогони тогда за дверь.Это я, Василий Тёркин,Говорю. И ты уж верь.– Да уж верю! Как получше,На какой теперь манер:Господин, сказать, поручикИль товарищ, офицер?– Стар годами, слаб глазами,И, однако, ты, старик,За два года с господамиК обращению привык…Дед – плеваться, а старуха,Подпершись одной рукой,Чуть склонясь и эту рукуВзявши под локоть другой,Всё смотрела, как на сынаСмотрит мать из уголка.– 3акуси ещё, – просила, —Закуси, поешь пока…И спешил, а всё ж отведал,Угостился, как родной.Табаку отсыпал дедуИ простился.– Связь, за мной! —И уже пройдя немного, —Мастер памятлив и тут, —Тёркин будто бы с порогаПро часы спросил:– Идут?– Как не так! – и вновь причинаБабе кинуться в слезу.– Будет, бабка! Из БерлинаДвое новых привезу.