Василий Теркин
Шрифт:
— Заразная?
Теркин усмехнулся.
— И очень.
— Так почему же мне-то больше труса праздновать, чем вам?
— Это мое коренное дело, а вам из-за чего же рисковать?
— Нет, позвольте!..
Ему захотелось непременно проводить ее, помочь, быть на что-нибудь годным.
— Прошу вас, Василий Иваныч. Этим шутить нечего. Вы
— не один… стр.232
И ее глаза досказали: подумайте о той, кто вами только и дышит.
Он послушался.
— Милая, — обратилась Калерия к женщине, — пока я обойду больных, могут вот они погулять
— Что же, пущай!.. Это можно.
— Я вас здесь и найду, в саду. Родной! уж вы не сердитесь!..
И легкой поступью она удалилась, ускоряя шаг. Из ворот она взяла немного вправо и через три минуты уже поднялась к колодцу, где стоял двор Вонифатьевых.
Теркин не отрывал от нее глаз.
"А вдруг как это эпидемия?" — спросил он и почувствовал такое стеснение в груди, такой страх за нее, что хоть бежать вдогонку.
— Проводить, что ли, вас, барин, в сад? — спросила женщина.
— Спасибо! Не надо!
Он дал ей двугривенный и пошел, оглядываясь на порядок, к воротцам старого помещичьего сада по утоптанной дорожке, пересекавшей луговину двора, вплоть до площадки перед балконами.
Стеснение в груди не проходило. Стыдно ему стало и за себя: точно он барич какой, презренный трус и неженка, неспособный войти ни в какую крестьянскую беду. Неужели в нем не ослабло ненавистничество против мужиков, чувство мести за отца и за себя? Мри они или их ребятишки — он пальцем не поведет.
Нет, он не так бездушен. Калерия не позволила ему пойти с нею. Он сейчас же побежал бы туда, в избу Вонифатьевых, с радостью стал бы все делать, что нужно, даже обмывать грязных детей, прикладывать им припарки, давать лекарство. Не хотел он допытываться у себя самого, что его сильнее тянет туда: она, желание показать ей свое мужество или жалость к мужицким ребятишкам.
Голова у него кружилась. В аллее, запущенной и тенистой, из кленов пополам с липами и березами, он присел на деревянную скамью, в самом конце, сиял шляпу и отер влажный лоб.
Страх за Калерию немного стих. Ведь она привыкла ко всему этому. За сколькими тяжелыми больными ходила там, в Петербурге. И тиф и заразные воспаления… мало ли что!.. Да и знает она, какие предосторожности стр.233 принимать. Наверно, и в ящике у нее есть дезинфекция.
Он мысленно употребил это модное слово и значительно успокоился. Под двумя липами, в прохладной тени, ему стало хорошо. Прямо перед его глазами шла аллея, а налево за деревьями начинался фруктовый сад, тоже запущенный, когда-то переполненный перекрестными дорожками вишен, яблонь и груш, а в незанятых площадках — грядами малины, крыжовника, смородины, клубники.
Его хозяйственное чувство проснулось. Всякие такие картины заброшенных поместий приводили его в особого рода волнение. Сейчас забирала его жалость. К помещикам-крепостникам он из детства не вынес злобной памяти. В селе Кладенце «господа» не живали, народ был оброчный; кроме рекрутчины, почти ни на чем и не сказывался произвол вотчинной власти; всем орудовал мир; да и родился он, когда все село перешло уже в временнообязанное состояние. Не жалел он дворян за их теперешнюю оскуделость, а жалел о прежнем приволье и порядке заглохлых барских хозяйств. К «купчишкам» — хищникам, разоряющим все эти старые родовые гнезда, — он еще менее благоволил. Даже и тех, кто умно и честно обращался с землей и лесом, он не считал законными обладателями больших угодий. Нужды нет, что он сам значился долго купцом и теперь имеет звание личного почетного гражданина: «купчиной» он себя не считал, а признавал себя практиком из крестьян, "с идеями".
Фруктовый сад потянул его по боковой, совсем заросшей дорожке вниз, к самому концу, к покосившемуся плетню на полгоре, круто спускавшейся к реке. Оттуда через калитку он прошел в цветник, против террасы. И цветника в его теперешнем виде ему сделалось жаль. Долгие годы никто им не занимался. Кое-какие загрубелые стволы георгин торчали на средней клумбе. От качель удержались облупленные, когда-то розовые, столбы. На террасе одиноко стояли два-три соломенных стула.
Дальше когда-то отгорожено было несколько десятин под второй фруктовый сад, с теплицами, оранжереями, грунтовым сараем. Все это давно рухнуло и разнесено; только большие ямы и рвы показывали места барских заведений. стр.234
Теркин должен был вскарабкаться на вал, шедший вдоль двора, чтобы попасть к наружной террасе дома. Опять беспокойство за Калерию заползло в него, и он, чтобы отогнать от себя тревогу, закурил, сел на одном из выступов фальшивого крыльца, поглядывая в сторону ворот и темнеющих вдали изб деревенского порядка.
XVIII
Белый головной убор мелькнул на солнце. Теркин поднялся и быстро пошел к воротам. Он узнал Калерию.
Она тоже спешила к дому, но его еще не приметила из-за частокола.
— Ну, что? — запыхавшись спросил он по ту сторону ворот.
— Не хорошо, Василий Иваныч.
— Эпидемия?
Глаза ее тревожно мигали, дыхание было от ходьбы прерывисто, щеки заметно побледнели.
— Жаба… и сильно забирает.
— Дифтерит?
Слово вылетело у него порывисто. Она еще усиленнее замигала. Видно было, что она не хочет ни лгать, ни смущать его.
— Один мальчик до завтра не доживет, — выговорила она строго, и голос ее зазвучал низко, детские ноты исчезли. Блеснула слезинка.
— Значит, дифтерит?
— Я только у этих Вонифатьевых побывала. Там еще девочка… вся в жару. Горло захвачено, ноги разбиты. А мне сказывали, что еще в трех дворах…
— Но разве вы справитесь? Ведь надо же дать знать по начальству.
— Я и не ожидала такой неурядицы. Как заброшен у нас народ! Сотского нет — уехал далеко, на всю неделю; десятского — и того не добилась. Одни говорят — пьян, другие — поехал в посад, сено повез на завтрашний базар.
Урядник стоит за двадцать три версты. Послать некого… да он и не приедет: у них теперь идет выколачивание недоимок. стр.235