Ватага 'Семь ветров'
Шрифт:
Раиса Федоровна очень разволновалась из-за цветов, ей давно цветов не дарили, но она взяла себя в руки и строгим голосом сказала:
– К доске пойдет...
– Я!
– вскочил Володя Козликов.
Все замерли.
– Ну что это. Козликов, - сказала Раиса ФедороЕна, - ученик должен открывать рот с поднятием руки, а не кричать с места... В девятом классе пора бы это знать!
Козликов послушно и упрямо поднял руку, положив локоть на парту, как учили его в первом классе, и держал так руку до звонка, но Раиса Федоровна не хотела ее замечать.
А на перемене начался каскад чудес!
"Колхоз" Клавы Керунды тоже был встречен музыкой, и потому девочки, сами не заметив, как
– Уважаемые товарищи! В каждом театре обязательно имеется галерея артистов. Такие красивые все на этих портретах! А чем наша школа хуже театра? Чем наши учителя хуже знаменитых артистов? Короче говоря - Паша!
Паша Медведев дернул край простыни, заменявшей покрывало, и на месте старого нудного стзнда "Ими гордится школа" открылся длинный ряд фотопортретов всех учителей, директора, завхоза и всех нянечек до швейцара тети Наташи включительно. По знаку Гали Ползтаевой устроители галереи провозгласили:
– Девятый дежурный приветствует вас! Красивы вы в профиль, красивы анфас!
Оркестр играл туш беспрерывно, учителя разглядывали свои портреты, и не было ни одного недовольного, Паша и Саша Медведевы всем сумели польстить своими фотографиями, выполненными в хорошо оборудованной мастерской возле сцены.
Второй урок у девятиклассников был история. На этот раз Козликов решил не терять времени.
– К доске хочу! Отвечать! К доске!
– вопил он, высоко подняв руку.
– Вот беда, - сказал Каштанов.
– И я хочу... отвечать. Может быть, уступишь мне кафедру, Володя? А завтра я тебя спрошу.
– Ну никто не вызывает! Я жаловаться буду!
– вскричал Козликов.
– Я согласен, это произвол, - сказал Каштанов, - но что делать, Володя, а? Терпи!
И Каштанов приступил к своей речи. Неизвестно, готовил ли он ее, или сказал экспромтом, но только слушали его в полной тишине, хотя говорил Каштанов о трудных вещах.
Каштанов говорил о том, что мы иногда употребляем понятия, не вполне понимая их смысл, и в качестве примера привел понятие о политическом образовании. Какого человека стоит называть политически образованным и почему это так важно - быть политически образованным человеком?
Он говорил, что слово "политика" греческого происхождения и означает "государство" и дела, относящиеся к государству, имеющие государственное значение.
– Для политически темного, безграмотного человека,- говорил Каштанов, государства как бы и на существует.
Такой человек знает только лично знакомых ему людей, свою работу, свои удовольствия и заботы. Он просто не замечает существования государства. Напротив, человек политически грамотный чувствует жизнь государства, вдумывается в нее, ищет свое место в этой жизни. Государственные дела очень волнуют такого человека, и потому про него говорят, что у него развито политическое чувство. На это вы обратите внимание, - сказал Каштанов.
– Есть политическая деятельность, политическая мысль и политическое чувство. Оно-то уж доступно каждому и в полной мере.
Естественно, - продолжал Каштанов, - что у одних людей политическое чувство развито меньше, у других - больше, так всегда было и всегда будет. Но интересно, что в одни времена политическое чувство захватывает огромные массы людей, а в другие времена наступает охлаждение; интерес к государственным делам отчасти утрачивается.
В связи с этим меняется и общее представление о том, что такое образованный человек. Давайте пройдемся с вами по векам, - говорил Каштанов.
– В позапрошлом, восемнадцатом веке, чтобы считаться образованным человеком, надо было знать языки, литературу, философию. К концу девятнадцатого века картина изменилась: теперь образованным, мыслящим человеком стали считать того, кто интересуется естественными науками. Кого же считают образованным в нашем, двадцатом веке? Заметим, что это век самых бурных политических потрясений, начатых Октябрьской революцией. Наш век называют атомным веком, ESKOM научно-технической революции или еще как-то, но, - сказал Каштанов, - на мой взгляд, следует назвать его веком политики, политических бурь. Поэтому в нашем, двадцатом столетии, по преимуществу политическом, трудно назвать образованным человека, не имеющего политического образования, политического чутья.
Каштанов говорил негромко, неторопливо, прохаживаясь перед доской и не глядя на учеников, - он не имел при вычки взглядом приковывать к себе внимание и говорил всегда только потому, что ему самому было интересно то, что он говорит. Он уже давно научился использовать время на уроках для развития собственных мыслей, для их проверки и уточнения, и потому, хотя и казался спокойным, на самом дало всегда немножко волновался на уроке, словно он не в классе и не учитель он, а, скажем, адвокат на судебном процессе и каждый раз говорит нозоз для себя и важное для подзащитного. И если читатель, настроенный особенно скептически, не поверит, будто ученики могли выслушать с вниманием такую долгую и такую отвлеченную речь учителя, то будет нелишним напомнить, что для ребят подобные речи учителя Каштанова были не в новинку, они уя;е не одну такую речь выслушали, привыкли слушать и научились следить за ходом развивающейся мысли.
Наконец Каштанов перешел к главному: где и как получаем мы политическое образование? Тут он, конечно, нс преминул подчеркнуть значение истории она помогает нам понимать государственную жизнь, государственную необходимость.
– Но достаточно ли знания истории и вообще чтения соответствующих книг? Нет, - говорил Каштанов, - политическое образование совершенно невозможно получить без политической деятельности. Только тот, кто сам попытается организовать какое-то объединяющее людей дело, сможет сам убедиться в том, насколько это трудно. Только тот, кто научится добиваться успеха и там, где успех не во всем зависит от нзго лично, сумеет развить в себе политическо-э чуть". Иначе его суждения всегда будут поверхностными, пристрастными. Он будет судить о жизни превратно, он будет думать, будто в политике все можно, стоит лишь кому-нибудь захотеть, и пройдет мимо самых существенных движений мира. И во многих ситуациях, даже если природа дала человеку ум и талант, а школа - знания, он, такой челозэк, будет выглядеть недалеким и неумным, - сказал Каштанов в заключение. Потом подумал немного в тишине и добавил: - Я знаю, ребята, вы по-разному относитесь к тому, что называют общественной работой. Но заметим, что общественная работа - это и есть по существу политическая деятельность, поскольку она объединяет людей и отвечает сути государства, в котором мы живем.
Так закончил свою речь Каштанов, но лишь поздно вечером, вспоминая события дня и обдумывая их, он понял, что этой своей странной речью он отвечал самому себе, на глубокие свои сомнения отвечал.
Сомнения же были такого рода: а не занимается ли он, Каштанов, никчемным, мелочным делом? Его друзья и соседи по дому разрабатывают новые марки стали, проектируют и делают электроизоляторы; натянув на себя всевозможные одежды, лезут в горячую печь, чтобы починить ее... А он? Чем он занимается? Чему радуется? Что считает великим открытием?