Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж
Шрифт:
Просто разбойники, витальеры, не до конца добитые Орденом и Ганзой. Еще лет двадцать назад они могли и сотню кораблей запросто выставить, а то и две, флоты громили, города захватывали… а теперь. Просто Ганза и Орден посчитали что пираты им больше не нужны – лишняя головная боль! Зачем открытый разбой, когда и легальным образом можно делать деньги куда большие, нежели тривиальным лиходейством? Тем более многие бывшие пираты, разбогатев, купили себе дома в больших ганзейских городах, обзавелись семьями, деньги торговлю вложили… почтеннейшие бюргеры! Столпы общества – кто-то и бургомистром стал, а многие – ратманами, зачем им теперь
Вдруг снова прозвучала сирена…
Егор вздрогнул – неужто «Силия Лайн Серенада»? Не показалось?
Молодой человек вскочил на ноги, всмотрелся – звук гремел где-то за деревьями, на другой оконечности островка…
Вот снова!
А вот показались мачты… И паруса. Паруса обычной рыбацкой шнявы – юркого, с низкими бортами, суденышка с двумя мачтами и узкой кормою. Именно там, на корме и трубили в рог – видать, подавали сигналы собратьям. Ловившим рыбу где-то поблизости.
Вожников улыбнулся – ну, вот и выход. Чего еще ждать-то?
Едва не споткнувшись, он бросился по берегу к мысу, закричал, замахал руками. «Робинзона» заметили, стоявшие на корме люди доброжелательно замахали в ответ, и вот уже судно, сменив курс, мягко стукнулось бортом о плоские камни. Упал с борта узкий дощатый трап.
– Добро пожаловать на «Сесилию», уважаемый господин! – сделав приглашающий жест, широко улыбнулся какой-то элегантный господин, по всей видимости, шкипер или даже хозяин судна.
Лет тридцати, высокий, в коротком зеленом плаще поверх темного, шитого серебром, камзола, со светлыми, падающими на бархатный воротник волосами и узкой рыжеватой бородкой. В левом ухе золотом горела серьга.
– Я – шкипер и хозяин этого славного судна, Антониус Вандервельде, – слегка поклонившись, представился галантный молодой человек. – А вы, сударь, я так понимаю, потерпели крушение в недавний шторм? Ох, и страшное же было дело – много погибло судов.
– Да, я с судна… – поднимаясь на борт шебеки, неопределенно пробормотал князь. – И хорошо заплачу, коли вы доставите меня в Стокгольм!
Герр Вандервельде приложил руки к груди и с сожалением молвил:
– Увы, Стокгольм слишком уж отсюда далек. А мы идем в Штеттин, и никак не можем изменить курс – просто протухнет селедка.
– Что ж, – рассудив, что не в его положении привередничать и навязывать своим спасителям иной маршрут следования, князь махнул рукой. – Штеттин так Штеттин. Оттуда, куда нужно, доберусь.
– Проходите, проходите, господин, – шкипер гостеприимно проводил спасенного на корму. – У нас, конечно, не торговое судно – каморки маленькие, но все же там можно выспаться, отдохнуть.
Антониус Вандервельде и князь Егор говорили по-немецки, на том его диалекте, что был в ходу в северонемецких городах и в Ливонии. Южные же немцы, откуда-нибудь из Баварии или Швабии, их речь, конечно, поняли бы плохо, а то
Вообще, конечно, правильно сделала, особенно что касаемо северных диалектов – без этого никуда, все же соседи, можно сказать – друзья.
– Вы, господин, судя по выговору, из Ревеля?
– Из Нарвы, – Егор оглянулся на пороге предоставленной ему каюты и вдруг хлопнул себя по лбу. – Совсем забыл! Меня зовут Генрих, Генрих Мюллер из Нарвы, я финансист.
– О, финансист… понятно! Всегда уважал ученых людей, герр Мюллер. Приятно познакомиться, очень и очень рад.
– Я тоже рад, – улыбнулся Вожников. – Надеюсь, вы понимаете, что все ваши услуги будут щедро оплачены?
– О, мой господин! Поверьте, мы и без того оказали бы вам всю возможную помощь. Шторм, он, знаете ли, всякого может коснуться… и весьма ощутимо, ха-ха-ха! Я велю принести вам что-нибудь перекусить, и… наверное, те сапоги, что у нас есть, вам придутся впору. Отдохните, поспите, а ближе к вечеру прошу вас ко мне на обед. Очень приятно будет пообщаться.
Так толком и не выспавшийся из-за комаров и разного рода переживаний Вожников воспользовался любезным предложением хозяина «Сесилии» с удовольствием и самой искренней благодарностью. И пусть каморка оказалась узенькой и похожей на гроб, а кровать – чрезвычайно жесткой и узкой, тем не менее это все же был не шалаш, не мох и не скалы. И, слава Господу, не зудели вокруг комары!
Немного подкрепившись все той же печеной рыбой – что еще могли есть рыбаки? – спасенный с большим удовольствием опорожнил кувшинчик белого вина, объемом литра полтора точно, после чего завалился спать, упершись ногами в переборку. Было хорошо слышно, как бегали по палубе матросы, как свистел в свою дудку боцман и хлопали на ветру паруса.
Что ж, пусть Штеттин. Там тоже есть подворье новгородских купцов… и, может быть, что-то удастся узнать о судьбе подвергшегося пиратскому нападению каравана. Неужели ни одно судно не спаслось? Маловероятно.
Как и обещал, ближе к вечеру любезнейший господин Вандервельде принял «герра Мюллера» в своей каюте, оказавшейся куда просторней, нежели предоставленная гостю каморка.
Стол уже был накрыт – ржаные лепешки, суп из кореньев и свежей крапивы в большой серебряной супнице, жареная, обильно сдобренная шафраном и прочими пряностями рыба, просяная каша на конопляном масле, паштет из мелко порубленных птичек – воробьев или синиц – со свеклой и морковью, вареные пестрые птичьи яйца, орехи, изрядный кувшинец вина. С него и начали.
Выпив за знакомство, поели, затем снова выпили и перешли к неспешной беседе, изредка прерываемой лишь появлением помощника шкипера – несколько угрюмого молодого парня с вытянутым мосластым лицом. Помощник советовался с хозяином по поводу курса и ночлега, предлагая пристать к какому-то островку… что и было сделано, и новые приятели, вышедшие на палубу освежиться, с полчаса любовались закатом и островом – точно таким же, на котором до того прозябал князь, правда, куда большем по своим размерам. И лес тут рос гуще – не только сосновый бор, но и ельник, и даже виднелась крытая лапником рыбацкая избушка, сложенная из серых от времени бревен.