Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж
Шрифт:
Смешанный лес постепенно становился все гуще, угрюмей, темнее – под осинами, под кронами елей росли папоротники и можжевельник, кое-где виднелись следы диких зверей, где-то кричала кукушка, а по вершинам деревьев весело прыгали белки.
Вот впереди показался заросший колючими кустами овраг – урочище, а за ним деревья неожиданно расступались, открывая взору небольшую полянку с покосившейся изгородью и старой, с соломенной крышей, избой, сквозь волоковые оконца которой вился, медленно уходя в небо, сизый дымок.
Странно, но ведущая в избу дверь была заперта на засов, да еще – как видно,
Пока хмурые молодцы загоняли рабынь в приземистый, расположенный сразу за избою амбарец, Коростынь, подойдя к двери, стукнул:
– Эй, Митря, Кондей! Живы еще?
– Да покуда живы!
Донесшийся из избы, словно из ямы, глухой, с надрывом, голос прервался утробным кашлем и харканьем.
– Ничо, парни! – успокоительно промолвил старшой. – Мы за вас помолилися. Посейчас еды вам дадим, вина зелена… да дев красных – ужо порадуетесь!
В избе кашлянули:
– Да уж – с вином да девками и помирать веселей! Спасибо те, Коростынь, коли не обманываешь.
– Да что мне вас обманывать-то? Сами сейчас все и попробуете… вот-вот робяты еду сготовят и…
Махнув рукой, Коростынь помочился на угол дома и, запростав порты, подошел к амбару. Вошел, оглядев дев, хмыкнул, одну – светленькую, что приглянулась – схватив за руку, потащил с собой на гумно… Честно купленная рабыня – вот ведь тварь! – неожиданно принялась вырываться, даже попыталась расцарапать старшому щеки. Пришлось съездить ей по мордасам, от души съездить, так, что нос в кровь разбить. А уж потом…
Подхватив девчонку, старшой бросил ее на старую солому, одним рывком сорвал жалкую одежонку, удар под дых, и, спустив порты, принялся насиловать, рыча, словно дикий зверь. Невольница закрыла глаза и, казалось, уже не дышала…
– Померла, что ль, щучина? – подтянув порты, Коростынь отвесил деве звонкую оплеуху, несчастная дернулась, застонала. – Ага, жива… Одевайся да за мной иди живо. Хотя… можешь и не одеваться… к чему уж… Ну? Что застыла, тварь?! Еще восхотела пинка получить?!
Пинков невольница явно не хотела, живенько накинула рубище, даже по пути пыталась утереть на лице кровь, да только еще больше размазала. У избы старшого и его только что использованную рабыню уже дожидались: дюжие молодцы и две связанные по рукам бедолаги невольницы.
– Управятся они с тремя-то? – засомневался кто-то из парней.
Коростынь глумливо осклабился:
– С этими-то дохлятинами? Да враз! Парни они еще сильные, хоть куда… Эй, Кондей, Митря! Принимайте подарки!
Отвалив камень, парни отодвинули засов и, распахнув дверь, втолкнули в избу девчонок да забросили мешок с едой и плетеной баклагой.
Изнутри послышался визг и довольное харканье:
– Ишь ты, не обманул старшой!
По знаку Коростыня парни проворно закрыли дверь, привалили камень.
– Ну, пущай теперь тешатся.
– А девки-то через окна не выскочат? – засомневался длинный, с вислыми усами, парняга.
– Не выскочат, Опонасе, не выскочат. Сами-то гляньте – тут едва кошке пролезть… Ну – все, – старшой посмотрел на зависшее над мохнатыми елями солнце. – Уходим. Чай, и другие
Сказав так, Коростынь оглянулся:
– Ты, Опонас тут посиди, неподалеку. В ночи ближе дверь отворишь – и уноси ноги. Девок не вздумай пробовать – про мор помни!
– Да что я, совсем уж дурной, что ли!
Простившись со своими сообщниками, Опонас тут же скушал изрядный кусок рыбного пирога, опростал полбаклаги квасу да завалился до ночи на гумне – спать. Проснулся вечерком, уже темно было, подобрался тихонько к избе, стоны девичьи да довольные вопли послушал, ухмыльнулся, камень тихонечко откатил, вытянул засовец… Да подался поскорее к реке! Смерть лютая, мор – он прилипчив, не дай бог, привяжется! А Коростынь умен, верно все просчитал – куда ослобоненные девки кинутся – к людям, в рядок – он тут рядом. В лесу-то рабыням не выжить. Да и так-то, правду сказать, не жилицы они… С мором мечеными кувыркались всяко – и в самих них теперь мор. А вскорости – и на рядке будет, и дальше, до самого Углича доберется, тако! А за то Коростынь деньжищи великие обещал… и ему обещал кто-то.
За такой-то куш можно и постараться, подушегубствовать… и за меньшее душегубствовали, прости господи, ага!
Ухмыляясь, Опонас спустился по круче к реке, вытащил спрятанный в камышах челнок, уселся, погреб, растворяясь во тьме теплой летней ночи.
Прав оказался Коростынь, все рассчитал верно. Ближе к утру обреченные на лютую смерть насильники утомились, повалились на лавки без сил, чем и не преминули воспользоваться несчастные юные рабыни. Выскочили из избы, чуть осмотрелись да побежали, куда глядели глаза. Проплутав в лесу досветла, девчонки все же вышли к реке, да, таясь, зашагали по берегу, покуда не увидали «сволочей»-бродников. С ними беглянки и покушали, похлебали ушицы – как таких красавиц не угостить? – да пошли себе дальше, к рядку.
Не столь уж и далече, в двух днях пути от Бродского рядка в сторону города Кашина, на околице большой – в пять усадеб – деревни, плакали-стенали бабы.
– Ой, Митенько-о-о-о… На кого ж ты нас покидаешь, Митяйко?
– Проша, Прошенька…
– Параскева…
– Ох, лихо, бабоньки, лихо!
Выли, рыдали, словно бы по покойникам – так покойники по избам и были – и настоящие, и будущие, на глазах вымирала деревня – чума! По той причине намертво стоял близ деревни отрядец воинский – окольчужены, при саблях вострых, молодцы на добрых конях – сторожили все пути-дорожки, подходы-выходы, зорко сторожили – мышь не проскочит, птица не пролетит. Потому как – строго-настрого князем великим указано.
– Ратнички-и-и, родимые, может, к кормильцу-то пропустите? Глаза на покойнике закрыть.
– Стоять! Кому сказано? Княжий приказ строгий – никого не пускать. Иль тебе, тетка, жизнь не дорога?
– Да кому они нужны, наши жизни?
– Князю великому нужны! Он вас и сберегает… ну, не вас именно, так других. Что б мор, смерть черная, от деревни той по всей Руси-матушке не пошел.
– Да, может, там не мор?
– Мор! То доподлинно князю известно.
Строго следили воины. Не пропускали. А кто из деревни выбраться хотел – тот стрелу грудью ловил, так что вскорости выбегать и перестали.