Ватажники атамана Галани
Шрифт:
Из всего имущества у меня остались лошадь и трофейные пистолеты. Пистолеты были простые, армейские, без каких либо украшений. На Гостином дворе я нашёл еврея-старьёвщика и продал их ему, по сильно заниженной, а точнее сказать грабительской цене. Тот бубнил, что пистолеты ворованные и, покупая их, он очень рискует, и при этом угрожающе тыкал пальцем в сторону таможни. Разубедить его не было ни малейшей возможности. Пришлось согласиться.
Вырученные деньги я решил употребить в дело. За торговыми рядами, вверх по Почайне располагалось множество харчевен. В одной из них
— За что такая щедрость? — спросил Тихон. — Если мокряка залупить, то я вам, добрый господин, не помощник.
— Не волнуйся, — ответил я. — Никакой татьбы и смертоубийств. Мы будем продавать лошадь.
Купив в лавке приличное платье и завитой парик, я отправил Тихона сначала в баню, а затем к цирюльнику. Состричь свои лохмы он согласился быстро, а вот чтобы сбрить бороду пришлось дать ему ещё гривенник. Соорудив из бродяги достопочтенного англицкого купца, я взялся за товар. Наш конюх Никита, упокой господь его душу, был крещёным цыганом. В молодости, он немало постранствовал с табором по простором Молдавии, промышляя воровством лошадей. Будучи как-то в изрядном подпитии он открыл мне секрет чудодейственной краски, с помощью которой любую клячу непотребного цвета можно было превратить в лошадь благородного чёрного окраса. Через несколько дней краска слезала, но продавец к тому времени был уже далеко.
После перекраски моя кобылка стала выглядеть намного лучше. А когда я применил ещё пару-тройку хитростей нашего конюха, она просто засияла великолепием.
Вечером я наставлял Тихона:
— Ты должен изобразить важного иноземца. Надуйся от спеси и стой истуканом. И главное помалкивай. Говорить будешь, только когда я тебе подмигну. Если один раз, говори е-ес, если два раза говори но-у. Понял?
Тот радостно кивнул головой. Подумал, наверное, а работёнка то впрямь оказалась не бей лежачего.
Так мы явились на торг. Я заплатил пошлину за торговое место в конском ряду и небольшой сбор в пользу воровской артели, чтобы с моей лошадёнкой, а то не приведи господь со мной, не приключилось чего нехорошего. На это ушли последние деньги, и оставалось только уповать на моё умение обжулить ближнего, и готовность ближнего быть обжуленным.
Изображая из себя скромного толмача богатого иноземного купца, я принялся зазывать покупателей.
— Господа, из далёкой Англии купец Джон Смит, — при этих словах я пихнул Тихона вбок, и прошептал, — поклонись, — тот невозмутимо отвесил неуклюжий поклон, — привёз на продажу кобылу знаменитой британской породы «цезарианский тяжеловоз». Порода сия была выведена по повелению самого Гая Юлия Цезаря, чтобы перевозить на большие расстояния осадные машины: баллисты, катапульты, тараны и прочие. Вместе с римскими легионами она попала в Британию, где и разводиться уже в течение почти что двух тысяч лет.
— Ух, вдохновенно врёшь, — восхищённо прошептал Тихон. — Я бы такого в жизнь не придумал.
— «Цезарианский тяжеловоз» отличается от других пород тем, что возя груз в половину больше чем остальные, он тем не менее жрёт овса в два раза меньше.
Круживший некоторое время вокруг да около, богатый крестьянин, наверняка промышлявший извозом, тут же оживился.
— Неужто и вправду вдвое меньше? — недоверчиво спросил он.
— Так сказал господин Смит, но, может, я его неправильно понял. Сейчас переспрошу.
Я, обратился к Тихону на англицком языке, и тут же один раз подмигнул ему. Надо отдать должное, тот держался молодцом. Абсолютно невозмутимо и с важным видом он ответил:
— Е-ес.
Покупатель пощупал мускулы кобылы, посмотрел ей зубы.
— Хороша, хороша, — сказал он.
Лошадка действительно была неплоха, хотя конечно овса она потребляла не меньше положенного, а груза тащила не больше чем остальные.
— А бумаги у неё какие-нибудь есть?
«Вот привереда», — подумал я.
Хорошо, что, предвидя это, я заранее позаботился и о бумагах. Имея немалый опыт составления официальных документов, я накануне подделал паспорт, где на англицком и русском языках было написано, что кобыла по кличке «Дженни» является чистокровным представителем породы «цезарианский тяжеловоз», ну и так далее и тому подобное.
Покрутив бумаги в руках, он уважительно посмотрел на печать и вернул их мне.
— Даю за неё рубль с полтиной.
Я перевёл, и мне даже не понадобилось два раза подмигивать. Тихон и без того возмущённо взревел:
— Но-у!
— Господин Смит не доволен, — поспешно затараторил я. — Он говорит, что бы вы засунули свой рубль с полтиной в место, которое расположено ниже спины, но выше колен.
Крестьянин не обиделся, только удивлённо поинтересовался.
— Неужто он всё это сказал?
— Англицкий язык очень краткий, — ответил я. — То, что по-русски будешь объяснять пол дня, там можно выразить одним словом. Он согласен продать лошадь не менее чем за шесть рублей.
Крестьянин плюнулся.
— За шесть рублей я себе табун куплю.
— Ага, табун дохлых кляч. А тут порода. Британцы теперь на них пушки да мортиры таскают. Одна лошадь, одна мортира.
— Да неужто? — ахнул покупатель.
— Я перевёл его вопрос на англицкий и подмигнул.
Тихон бойко закивал головой.
— Е-ес, е-ес.
Крестьянин ещё раз любовно осмотрел лошадь, погладил её по чёрной лоснящейся гриве.
— Даю два с полтиной.
— Четыре.
— Три.
— Три с полтиной.
Я снова обратился к Тихону на англицком языке и подмигнул.
— Е-ес, — довольно протянул Тихон.
— Жалко кобылку, — сказал он, когда крестьянин увёл лошадь. — Теперь ей хорошего житья не будет.
При расставании я подарил Тихону одежду и парик, которые он тут же побежал пропивать в ближайший кабак, а сам, облачившись в крестьянскую рубаху и лапти, послушный наказу его сиятельства Антона Мануиловича Девиера, пустился греховодить по кружалам, где собирались бурлаки и кормщики, дабы послушать разговоры об атамане Галане.