Вавилонский голландец
Шрифт:
– Вот ты и будешь делать очень важное дело, – сказал он серьезно. – Мы поставим тебя отбивать склянки. Будешь звонить в колокол каждые полчаса, вот так, – и обозначил рукой короткое сдвоенное «бамм-бамм». – Это и несложно, и очень важно, чтобы моряки на вахте знали, где они и который час. Идет?
– Идет, – сказала Магдала и вздохнула. Ночного корабля она, по правде сказать, боялась.
Но корабль и около полуночи оказался просто кораблем – стальным и обшитым пластиком, мерцающим во тьме рубки огоньками приборов. Магдалино место возле колокола было и не в рубке,
Магдала, очень серьезная, заступила на вахту и ударила в колокол. Тонкий звук полетел неведомо куда. Наверху были светила, внизу черная, рябая от светил вода, посередине – корабль. Но он не заговаривал с таращившей во тьму глаза Магдалой. Он шел себе и шел на запад, и девушке, притулившейся между хронометром и колоколом, казалось, что она сквозь палубы ощущает тепло от дизеля. Потом наступило время опять отбивать склянки (Магдала сверилась с бумажкой, которую дал ей старпом, – в котором часу сколько раз ударить), а потом ей пришло в голову, что корабль очень похож на остров. И от этого как-то улеглось и утихло то, что с непривычки томило ее все время, с тех пор, как пришлось решать самой. Почти остров – почти дом. И небо такое же, как дома, только там звезды застревали в гранатовом дереве, а тут – в решетчатом парусе антенны. К шуму движения Магдала уже привыкла, но теперь ей стало казаться, что она слышит не только попискивание приборов и тайное тихое жужжание хронометра, но еще и тот самый деревянный скрип и шорох, который не давал ей спать поначалу.
Ба-бам, ба-бамм, и еще раз… Интересно, что он делает в библиотеке? Как превращает пергаменты и папирусы обратно в книги? Сразу, одним махом, или постепенно?
Умеет ли он читать?
Какой он, корабль?
Четыре удара в колокол.
Пустая такая ночь. Густая и пустая. Звезды показывались и исчезали над головой, и вдруг совсем рядом, рукой можно достать, – проплыла, обдав щеку холодом, призрачная белая лента.
Привидение!!!
Корабль!
Ой!
Но это был, конечно, туман – подводное течение остудило воздух, так он и стлался вслед воде, текущей сквозь воду. Магдала опасливо прижалась к стенке ниши, туман важно и влажно проструился, растаял.
А тут и корабль подошел.
Пять ударов.
И пока они медленно затихали над морем (последний зацепился за край тумана, повис там и поволокся за убегающей «Морской птицей» дольше, чем прочие «бамм»), Магдала разглядела, как сгустились на звездном небосводе тени – светлые, светлее Млечного Пути, и темные – темнее самого глухого нынешнего предрассветного часа.
И воздух теперь уже точно наполнился скрипеньем, и шорохом, и шарканьем, и звяканьем.
И все это было очень знакомо. Очень понятно. И очень просто.
Шесть ударов.
Так ты парусник, сказала Магдала.
Был, отвечал корабль. И парусником я был. Носил паруса. Палил из пушек.
А почему теперь на тебе железо?
А на тебе почему штаны, сердито спросил корабль. И почему у тебя распущены волосы?
Теперь так одеваются,
Теперь парусов нет, продолжал ворчать корабль. Антенны! Я старый. В меня стреляли, знаешь?
Тебе больно?
Было. Теперь уж нет, теперь у меня стальные ребра и этот… Дизель! Слыхала, как они его называют? Пламенный мотор! Нет, теперь уже не больно, но я очень старый корабль. И они все это знают. И ты скоро узнаешь.
Если б ты был человек, я бы…
Что ты бы?
Я бы сходила с тобой к морю… Магдала осеклась, а корабль хрипло, железно и скрипуче рассмеялся.
Ох, к морю, вздыхал он и хрипел. Ох! Я и сам уже море, девочка. Что оно – море?
Шумит, выдавила совершенно смущенная Магдала. Оно шумит и успокаивает.
Море глубоко, вдруг почти человеческим голосом сказал корабль. Море высоко, далеко и глубоко. Пойдешь налево – там то, что было, пойдешь направо – там то, чего уже не будет никогда, а что прямо и сзади, то знает капитан. Ка-пи-тан. Ка-пи-танннн!
– Спишь, Магдала?
Это был Атилла. Он нарочно хмурил брови:
– Вахтенному спать нельзя.
– Я не сплю, – отвечала Магдала. – Это ведь колокол?
– Да, склянки. А я думал, ты с открытыми глазами уснула.
– Со мной говорил корабль… Но я не спала, я же не спала, да? Это же я в колокол ударила, все как надо?
– Все как надо. Но вахта твоя кончилась, так что можешь идти отдыхать. Вольно.
– Ага, – сказала девушка невпопад.
Корабль не снился ей. Он был здесь. Он стоял за плечом Атиллы, сопел своим пламенным дизелем, сторожко следил, куда пойдет маленькая сухопутная рыбка Магдала – направо или налево?
Магдала пошла налево. Ей хотелось спать и не хотелось, утро только занялось. Она спустилась и поднялась, сонно брела по коридору, повернула куда-то, наконец толкнула какую-то тяжелую дверь и опять оказалась на палубе. И увидела Силему.
Далеко – чуть ли не на горизонте, и в то ж время так близко и ясно, что сомнений не было никаких. В городе, понятное дело, было раннее утро, фонари на причале еще не потушили, над лужами поднимался парок.
Силема качалась и приближалась, качалась и удалялась.
Магдала на совсем уже подгибающихся ногах добрела до перил.
Внизу весело пенилась бирюзовая волна.
«Морская птица» шла к Гибралтару, что угодно могло быть по левому борту (Магдала пощупала руки – да, по левому), что угодно, но только не Силема.
Силемы быть не могло.
Но Магдала видела то место, тот причал, на котором она стояла неделю или две назад, видела временами так отчетливо, что даже могла разобрать, плакаты какого фильма были наклеены на тумбе. И дом, в котором живут тетя Элспет и дядя Сержио. Да вон же их окно светится…
У Магдалы перехватило дыхание. Ее почти потянуло туда, за борт, – не к тетке, понятно, но домой, и в шуме и плеске воды, в звуке корабельного хода ей послышался ехидный смешок.
Что-то тяжелое хлопнулось на палубу, что-то холодное тронуло щеку.