Вайделот
Шрифт:
Обоюдоострый меч с острым концом явно был изготовлен сарацинами; Скуманду уже доводилось видеть подобные, однако сталь на нем была совершенно необыкновенная. Это он понял не только по рисунку на клинке, но и во время заточки. Даже при сильных ударах на нем не появлялись мелкие зазубрины, и оставалось лишь немного подправить лезвие оселком. Для пробы вайделот срубил несколько деревьев в лесу, каждое толщиной с его руку, и подивился, как легко это ему удалось.
Ни рукоятку меча, ни гарду не украшала золотая или серебряная насечка, что напрашивалось к столь богатому клинку, имевшему непривычный для северных мечей дол – желобок почти по всей длине клинка, но в навершие рукояти был вставлен большой коричневый камень с оранжевым оттенком, неизвестный Скуманду. Он совсем не походил на хорошо знакомый ему янтарь. Поначалу юноша не обратил на камень должного внимания, но когда его увидел Павила, то сильно разволновался.
– Это адамас! – сказал старик. – Самый прочный в мире камень. Он способен исцелить от любой болезни, защитить от врагов и разной нечисти, уберечь от ранения, даровать способность ясновидения и предсказания будущего. Это не случайность, что меч с адамасом попал именно к тебе! Адамас дают в награду только боги. Береги это оружие, оно вознесет тебя на невиданные высоты.
– Однако же я сразился с воином, у которого был этот меч, и убил его, и адамас ничем ему не помог, – возразил Скуманд.
– Адамас сам выбирает, кому служить. Тот воин или украл меч, или купил у торговца, но это не значит, что он стал владельцем камня. А ты завоевал его в честном поединке, значит, адамас отдал тебе предпочтение. Нужно освятить меч в капище бога Еро, и если он отнесется к твоему новому оружию благосклонно, то с этим мечом тебя ждет славное будущее.
На том разговор и закончился. А вскоре Скуманду представился случай испытать меч в бою. Правда, с дикарями, но он имел возможность убедиться на личном опыте, что меч разит так, будто его рукой управляет сам бог Перкун. Меч был гораздо легче, нежели те мечи, с которыми упражнялся Скуманд, и буквально порхал в руках, как ласточка. Несмотря на большое количество врагов, он даже не вспотел, и не будь злокозненного колдуна дикарей в наряде из перьев, который коварно поразил его в спину отравленной стрелой (колдун прятался в мороке, это вайделот почувствовал, но слишком поздно), схватка на поляне вполне могла бы стать легендой среди дайнавов…
Какое-то время они питались запасами отца Руперта, но сумка монаха быстро опустела, что для него было равносильно утрате божественного благословения. Скуманд выздоравливал медленно; он примерно представлял, каким ядом попотчевал его колдун дикарей и знал о последствиях ранения. Если человек не умирал сразу, яд долго оставался в организме, медленно и неуклонно готовя ему паралич. От его действия кровь загустевала, сбивалась в комочки и закупоривала сосуды. Те противоядия, что хранились в сумке Скуманда, лишь помогали ему поддерживать жизнь, разжижая кровь, однако вывести яд из организма и полностью выздороветь он мог только с помощью других вайделотов.
Но как дать им знак? Каким образом сообщить воинам племени, где он находится? А в том, что его усиленно ищут, Скуманд совершенно не сомневался. Однако о древнем капище бардзуков было известно очень немногим вайделотам, в том числе и Павиле. Они очень редко его посещали, и то лишь для того, чтобы принести маленькому народцу жертвы. На всякий случай; вдруг бардзуки надумают вернуться. А дайнавы предпочитали жить в мире со всеми обитателями Пущи.
Вайделот напряженно размышлял. Послать кого-нибудь из своих спасителей за помощью значило отправить их на верную смерть. Хуберта (в отличие от монаха он был молодым и быстроногим) могли убить как дикари, которые продолжали искать вайделота, так и пруссы, которые ненавидели тевтонцев и тех, кто с ними пришел. Даже ятвяги могли, долго не разбираясь, зарезать гонца или проткнуть его стрелой, посчитав разведчиком неприятелей.
– Надо идти на охоту, – наконец решил Хуберт и начал проверять свой арбалет. – Иначе мы тут от голода околеем. Лучше погибнуть в схватке с варварами, чем от заворота пустого кишечника.
– В лесу опасно! – всполошенно воскликнул отец Руперт.
– Еще как опасно… – менестрель тяжело вздохнул. – Но что делать?!
Он посмотрел на Скуманда. Тот лежал, прикрыв глаза, бледный и сильно похудевший.
– Ему вон тоже мясца не мешало бы, – сказал Хуберт. – Совсем парень сдал. Если помрет, его смерть будет на нашей совести. Соплеменники Скуманда могут обвинить нас в его гибели, и тогда, святой отец, нам точно конец. Варвары очень мстительны, а за такого воина они нас отыщут и на дне морском. Непростой это человек, ох, непростой, нутром чую… Черт нас дернул бежать в эту сторону!
Святой отец скорбно вздохнул и машинально погладил по своему изрядно уменьшившемуся в размерах животу, в котором булькала одна вода. Он не отходил от постели раненого варвара, и все бубнил вполголоса, рассказывая ему о прелестях приобщения к истинной вере. Сначала отец Руперт не понижал голос и не говорил, а вещал, как пророк в пустыне, отчего по пещере разносилось гулкое эхо, пока Хуберт, которому говорильня монаха мешала отдыхать, в резкой форме не посоветовал ему помолчать хотя бы из соображений безопасности. Святой отец, конечно, обиделся на менестреля, но перешел на шепот, потому что Хуберт пригрозил выбросить его из пещеры, если он еще раз нарушит тишину.
Что касается Скуманда, то он с интересом прислушивался к тому, что говорил монах. Несмотря на юный возраст, вайделот уже хорошо научился разбираться в людях, и чувствовал, что от отца Руперта исходит доброта, притом не наигранная, и он искренне верит в то, что говорит.
Конечно, для вайделота, воспитанного на многобожии, мысль о том, что миром правит только один Бог, казалась кощунственной. Тем не менее для Скуманда было весьма познавательно через монаха-проповедника проникнуть в его странный мир, одновременно похожий и непохожий на мир дайнавов. Оказалось, что у Бога христиан есть большое количество ангелов-помощников, которые были очень похожи на лесных божков ятвягов. А еще разные святые и мученики… Таких персон было много и в верованиях прибалтийских племен.
Взять того же Прутена, первого криве-кривейто, и его брата-близнеца, короля пруссов Вайдевута, которые на плотах привели к благодатным берегам Вендского моря тысячи своих соплеменников, изгнанных врагами с родной земли. У Вайдевута было двенадцать сыновей, которые стали родоначальниками прусских и иных прибалтийских племен. И монах рассказывает о двенадцати сыновьях, только какого-то Иакова, от которых произошли разные народы. Может, Иаков и Вайдевут – один и тот же человек?
Слушать отца Руперта было весьма занимательно. Под его бормотание время текло быстрее, и Скуманд забывал о болезни, которая иссушала его тело. Чтобы не попасть под влияние монаха, он наложил на себя охранительное заклинание, и теперь различные истории отца Руперта казались ему просто диковинными сказками чужого народа, не затрагивающими его глубинных чувств.
Отодвинув камень, Хуберт вышел на свет ясный и прищурился от солнца, которое било прямо ему в глаза, и с огромным удовольствием – до хруста в костях – потянулся, ощущая ласковое прикосновение к коже легкого ветерка. А когда менестрель открыл веки, то ему тут же захотелось немедленно нырнуть в пещеру, да жаль, что камень, закрывавший вход, вернулся на свое место.
Перед ним стоял огромный седой, почти белый, волчище. Он смотрел на Хуберта вполне дружелюбно, но менестрелю от этого легче не стало. Он был практически беззащитен: его короткий меч против такого большого зверя был ничтожной железкой (к тому же Хуберт просто не успел бы достать его из ножен), а арбалет висел за спиной, и быстро приготовить оружие к стрельбе не было никакой возможности.