Важный разговор [Повести, рассказы]
Шрифт:
Сережа принялся помогать шоферу. Он приволок из-за бугра обломки кирпичей, замостил яму, отошел в сторонку и поднял руку вверх.
— Тро-о-гай!
Шофер рванул тормоза. Машина вздрогнула, завертела колесами и, переваливаясь с боку на бок, покатила по дороге. Но ликовать и бросать шапки вверх было еще рано. Грузовик прокатил несколько метров, снова забуксовал и вырыл яму больше прежней.
Три раза Сережка и шофер вытаскивали машину, и три раза она снова зарывалась в грязь до самого живота.
Грузовик раскалился, как печка. Из радиатора с шумом и свистом вырывались тонкие горячие струи. Они напоминали гейзер, который Сережка видел в учебнике по географии.
Солнце старалось вовсю. Даже лягушки примолкли, не показывали глаз из липкой зеленой тины. Только изредка какая-нибудь забудется, квакнет вполсилы и виновато замолкнет.
У Сережки ныло с непривычки все тело, все косточки. Он буквально валился с ног. И все же, как ни трудно это было, Сережка не бросил дела, доказал, что и он тоже может быть мужчиной, а не какой-то тряпкой и размазней.
Машина вырвалась наконец на оперативный простор, весело покатила по дороге. Шофер перевалил через бугор, притормозил и крикнул Сережке:
— Иди сюда, малый!
Не зная, что будет дальше, Сережка подошел. Шофер выпрыгнул из кабины, вытер руки тряпкой, затем полез в карман и протянул вдруг Сережке рыжий помятый рубль.
— Возьми, — сказал он. — Купишь чего, однако…
Они стояли рядом — два друга, которых свел случай, два работника и страдальца. Сережка не принимал даяния. Только крепче сжимал зубами пересохшую, треснувшую поперек губу.
— Зачем вы так? — сказал он. — Я ж просто так помогал, из уважения…
Шофер обнял Сережку за плечи. Крепко и горячо, как обнимают только друзей и единомышленников.
— Ты меня извини, — сказал он. — Я сразу понял, что ты просто так… Сережкой тебя зовут?
— Сережкой. Покусаев фамилия…
— Покусаев? А меня — Гырда. Смешно, правда?
— Ничего не смешно. Нормально!
— Я тоже думаю — нормально. Не в фамилии дело… Садись, Покусаев, в город подброшу.
Шофер открыл дверцу кабины, пропустил Сережку, а сам зашел с другой стороны, поправил узенькое зеркальце над головой и нажал на педали.
Машина катила по асфальту. Даже не верилось, что где-то в мире было болото с лягушками и глубокие черные ямы, которые нарыли колеса. Шофер закурил, поглядел сбоку на Сережку и спросил:
— Отец кто у тебя?
— Рабочий. На экскаваторном вкалывает…
— Законно! — одобрил шофер. — Рабочий — это тебе, Покусаев, человек… На нем вся земля держится!
За окнами кабины замелькали городские дома. Мягко поскрипывало сиденье, сбоку задувал прохладный вечерний ветерок. Сережка смотрел на эти знакомые дома и улыбался. Ему было приятно, что отец у него — рабочий, а он, Покусаев, сын рабочего. Он помог шоферу вытащить машину, а теперь едет домой. Больше Сережке ничего не было нужно на свете…
Но попал Сережка домой не сразу. Тут снова дело в единстве взглядов шофера Гырды и Сережки Покусаева, одной точки зрения на главные вопросы жизни.
— Хочешь или нет, а я должен тебя накормить, — сказал шофер. — Не возражай, а то обижусь.
Сережка не возражал. Он сам хотел есть. Только стеснялся сказать.
Машина свернула в один переулок, затем в другой и остановилась возле высокого серого здания. Над дверью мигала неоновыми огоньками вывеска: «Столовая № 3».
Сережка и шофер захлопнули каждый со своей стороны дверцы и отправились в столовку есть и закреплять дружбу. Все тут было как прежде: и квадратные голубые столики, и шишкинская картина с медведями, и официантки возле буфета. Казалось, они так и не окончили делового разговора, который начали в первый Сережкин визит. Впрочем, и тут оказались перемены. На дверях столовой номер три уже не было объявления о подсобном рабочем. Наверно, подсобник нашелся и текучка окончилась. Все постепенно становилось на свое место.
Сережке и шоферу пришлось подождать. Но зато пировали они на славу. На столе было все, что пожелает душа и предусмотрено раскладкой и калькуляцией. Сережка наел на рубль и четыре копейки. Живот у него стал как хороший полковой барабан.
Шофер тоже был доволен. Он предложил Сережке прокатиться на машине в другой конец города, но Сережка отказался. От всего, что пришлось пережить за этот долгий день, и сытой еды ему захотелось спать. В ушах стоял протяжный глухой звон и шум. Будто там застряла и никак не могла выбраться грузовая машина и квакали лягушки.
Первый раз за эти трудные дни Сережка возвращался домой без страха и сомнения. Он был с ног до головы перепачкан болотной грязью и тиной; на руках нестерпимо горели, созревали до положенного предела желтые водянистые пузыри.
Сережка ничего этого не замечал. Он взбирался по знакомой лестнице твердым запасливым шагом. Казалось, ничего с Сережкой особенного не случилось. Ни сегодня, ни вчера. И в то же время — случилось. Он увидел жизнь с разных сторон — и плохих, и привлекательных, стал чуточку лучше и взрослее. Будто разошлась у него в душе и выпрямилась какая-то важная, необходимая в жизни пружина.
На лестничной клетке Сережку поджидал Изя Кацнельсон. Он не мог идти домой, не узнав, что случилось с Сережкой и почему его нет так долго с работы. Изя увидел разнесчастный вид Сережки и понял, что друг был не на секретном заводе, а где-то совсем в другом месте. И там лучшему другу было несладко и, возможно, он страдает морально и физически.
— Ты это откуда? — участливо спросил Изя.
Сережка не ответил. Все рассказывать — надо полдня. А если с подробностями, то даже больше. Сережка только приветливо кивнул Изе головой и сказал: