Важный разговор [Повести, рассказы]
Шрифт:
Бабич вернулся к самолету, взял на руки мальчика и, спотыкаясь в темноте на голых, скользких камнях, пошел вместе с врачом вниз…
— Это в самом деле так и было? — спросил я синоптика. — Откуда вы знаете про коз-альпинистов и вообще…
Синоптик не ответил. Только пошевелил узенькими, вытянувшимися в ниточку мальчишескими бровями.
Я понял, что зря задал этот вопрос. Раз человек говорит, значит, знает. Не будет же он просто так молоть языком!
— Где сейчас товарищ Бабич? — спросил я и положил руку на колено синоптика:
— А где ему быть? Поехал с рабочими на лошадях самолет демонтировать, то есть разбирать. Приказ такой пришел — снять с него все, что можно. Самолет — это все-таки не игрушка, денег стоит. Как вы думаете?
На этом разговор наш и оборвался.
С удочками на плече пришел мой новый знакомый, Вася.
Потоптался на месте, покосился в мою сторону и сказал:
— Рыбу я иду ловить. Нельма сейчас во как берет! Прямо с леской заглатывает.
Подождал ответа, колупнул ногтем пробковый поплавок и добавил:
— Цельное ведро можно наловить. И откуда такая берется — сплошная икрянка!
Я сразу же понял, что Вася приглашает меня на рыбалку.
Простился с синоптиком, взял у Васи одну удочку и, помахивая рукой, пошел к реке.
Нельма, как я и ожидал, не ловилась. Поплавок торчком стоял в теплой, отсвечивающей мазутными плавунами воде. Мы сидели с Васей на берегу и болтали. Он мне про свое, а я ему про свое.
— Если папу простят, мы поедем в Иркутск, — задумчиво и с надеждой сказал Вася. — Папа говорил, у него там один знакомый чудак есть. Детские рассказы пишет… Не знаете такого? Папа с ним в бухту Тикси думал лететь.
Я ответил Васе, что про такого человека не слышал. Мало ли их, чудаков, живет в Иркутске… Украдкой смотрел на своего худенького веснушчатого соседа и думал: конечно же, это не сын Бабича. Это тот самый мальчик, которого вез Бабич в своем самолете. Ну, конечно же, разве не ясно!
В эту минуту мне хотелось сделать что-нибудь очень хорошее и приятное и Бабичу, и этому огольцу в синей пилотской фуражке.
И скорее всего я сделаю так: поеду в Иркутск и скажу тому строгому начальнику:
— Товарищ начальник, Бабич, конечно, виноват, но я вас прошу — простите, пожалуйста, его. Это очень хороший человек.
А еще я расскажу начальнику про этого мальчика, которого усыновил пилот Бабич, про то, как он помогал мне нести тяжелый чемодан, и про то, как мы, удили с ним икряную рыбу нельму.
И конечно же, начальник простит Бабича. Мы будем жить в Иркутске, будем купаться в сердитой каменистой реке Иркуте и, может быть, полетим все вместе в северную бухту Тикси…
Пришли мы с Васей в аэропорт поздно.
Я хоть и измотался за день, но все равно сон не вязал глаз. Хорошо лежать вот так с открытыми окнами на скрипучей железной кровати, смотреть, как вспыхивает, озаряет все вокруг зеленоватым светом юркая заречная молния. А спать — что же, выспаться всегда успеешь.
Утро пришло чистое, светлое. На небе
Мы снова сидели возле «курятника» на сосновой колоде — и я, и синоптик, и толстый пассажир в роговых очках. Грелись на солнышке и думали про то, что скоро, наверно, прилетит самолет и мы, может быть, навсегда, покинем этот маленький лесной аэропорт.
И всем нам, конечно, было немножко грустно.
Пришла кассирша и сказала нам, что самолет будет только вечером.
— Можете идти купаться, — разрешила она. — Вода после дождя страшно теплая!
Я подмигнул Васе и хотел сказать ему, что сейчас и в самом деле неплохо всласть понырять в реке. Но он вдруг насторожил ухо и сказал:
— А ну, тише, кажется, летит…
Мы тоже прислушались и тоже услышали ровный, стрекочущий гул над лесом.
Вдалеке показалась короткая темная черточка.
Все ближе и ближе. Самолет сделал над аэродромом круг, сверкнул на солнце крылом и пошел на посадку.
— Бабич летит! — воскликнул синоптик. — Чтоб я сгорел, если не Бабич!
Мы все бросились к посадочной площадке. Приминая влажную траву, самолет подрулил поближе к тому месту, где заправляются бензином, пожужжал пропеллером, чихнул и затих.
Из кабины, выставляя вперед ногу в черном курносом ботинке, вылез Тимофей Бабич. Низенький, плечистый, с большим серым зайцем, приткнутым по-охотничьи к поясному ремню.
Бабич увидел меня, улыбнулся одними глазами и придерживая рукой зайца, помчался к Васе.
А потом мы сидели в доме Бабича. Бабич свежевал финкой зайца и, поглядывая на Васю, рассказывал, что с ним случилось и как оседлал он засевший в горах самолет.
— Добрался я по тропинке к тому самолету, сел к штурвалу и думаю — дурак ты, дурак: какой самолет угробил! И верите, рука не подымается, чтобы отвинчивать гайки и приборы. Глянул я направо, глянул налево и даже поморщился — площадка для разгона никудышная, форменный гроб. Ну, ладно, а если вот так дать винту сильные обороты и — в пропасть. Там и выровняю самолет и подыму его в воздух. Мысль у меня в ту минуту крепко работала. «Отойдите, говорю рабочим, сейчас я мотор для пробы заведу».
Взревел пропеллер, задрожали крылья, а вместе с ними дрогнуло и будто огнем заполыхало мое сердце. Не отдам на посмеяние самолет. Сам его сюда бросил, сам и выведу. Наподдал я газу, нажал рычаги — и фюить! Только ветер засвистел за бортом. Вот, товарищи, какая история произошла…
Бабич снял с зайца шкуру, отхватил одним взмахом серый пушистый хвост, подбросил его на ладони и подал Васе.
— Держи, парень, трофей! Вырастешь, может, умнее своего отца будешь.
Мы еще долго сидели с Бабичем, вспоминали всякую бывальщину и небывальщину, говорили о том, как хотели, да так и не смогли полететь с ним в северный порт Тикси…