Вчера
Шрифт:
Бердянск быстро надоел, и Сенька предложил всей компанией прокатиться в Цюрупинск, о котором у него остались приятные воспоминания. Наверное, он подсознательно хотел повторить тот невероятный кайф, который имел в этом городке в 1953-м году. Компания вернулась душным, пыльным поездом в Запорожье, а через пару часов уже плыли в комфортабельном двухпалубном пароходе на Херсон. Добравшись до Цюрупинска, отлично провели там с неделю. Сенькины самые смелые ожидания осуществились. Казалось, он вернулся в молодость.
Затем прохиндеи снялись с якоря и уехали поездами на Харьков. Перед Харьковом Люда помрачнела и сказала Семёну, что не знает, что и делать, если вдруг окажется, что подзалетела. Он утешал её, как мог. На вокзале Люда с сестричкой тепло распрощались с Инессой и Сенькой и поехали трамваем
Снова пошли беспечные дни бессмысленного лежания на пляже. Круг тот же — Женька Якименко, Инесса, Володька Захарьев, иногда Сашка Гаманец.
К тому времени завершилась денежная реформа по формуле 1:10. Правда, в частностях получилось странно. Скажем, пучок редиски как стоил 40 копеек, так и нынче продается за те же 40 коп. Коробок спичек стоил 5 копеек. Теперь 1 копейка, или в два раза дороже. Таких мелочей немало. Газвода без сиропа была 5 копеек, стала 1 коп. и тэпэ.
Надо было как–то доставать деньги на «выпить и закусить». Семён приспособился подторговывать так называемым «сухим спиртом» (нембутал или этаминал натрия). Покупал в аптеках этот самый нембутал (благо, он тогда продавался без рецепта) и предлагал пляжным алкашам по дешевке — рупь за пару таблеток. Такая цена устраивала покупателей, так как переезд на другой берег и обратно обходился в два рубля, да еще часа два терять, да на бутылку надо сообразить 2–87… А так запил водой и балдеешь, балдеешь, балдеешь. Некоторые от необычности впадали в такой транс, что страшно было смотреть — лежали на берегу, наполовину в воде. Ну, труп трупом. Семён вначале даже боялся, как бы чего… С одной упаковки в 10 таблеток он имел пять рэ. Их закупка обходилась в 16 копеек. Загнав пару упаковок, Сенька имел почти десять рублей дохода, то есть на три бутылки «Столичной».
Летом же кто–то познакомил Сеньку с Мариком Перцовым, молодым веселым еврейчиком, директором Дома культуры потребкооперации. Марик Кравцов — крупный организатор социалистической культуры. Семён зачастил от скуки в его маленький ДК на улице Розы Люксембург. Пару раз побывал у Марика дома. Маленький, даже кукольный, Марик имел обильный чёрный волосяной покров, густую шевелюру, чёрноглазое хитрющее личико почему–то взрослого усатого мышонка. По–еврейски круглосуточно веселый хохмач, искренне верящий в свое элитарное, неповторимое, гениальное предназначение на культурной ниве. Однако, с учётом того, что еврей, беспартийный, антисоветчик и тэпэ, то его вклад в мировую культуру ограничивался окультуриванием потребкооперации, причем, за 85 рэ в месяц — 850 по–старому.
У Марика правой рукой был Бэра Авербах, он же по совместительству великий комик и охаиватель всего светлого и дорогого для советского человека. Невыразительно рыжий, неряшливо брыжжущий слюной при травлении анекдотов, с телячьими глазами счастливого идиота и запущенными гнилыми зубами он производил на свежего человека отталкивающее впечатление. Но потом, через пару дней, его можно было терпеть, как некую дебильную неизбежность.
Но надо было ещё и кушать, а для этого иметь хоть какой гонорар. Самое простое, как сказал Марик, создать агитбригаду и колесить по сёлам, облапошивая колхозников, сиречь, неся культуру в массы тружеников хлева и навоза. Идея Сеньке понравилась, и он познакомил Марика с Сашкой Гаманцом, великим ковровым атлетом из ДК «Энергетик» в Соцгороде, и вот она, агитбригада. Всемирноизвестные акробаты Александр Гаманец и его десятилетняя дочь Пава, гениальный комик Бэра Авербах, лауреатка 2-го конкурса молодых дарований при ДК потребкооперации сисястая певица Фрида Фишер (предмет безответных воздыханий Марика), известная в известных кругах чтица Ахматовой 75-летняя мать Гаманца Мария, кажется, Ивановна (на сцене — Мария Херсонская), антрепренёр, кассир, рекламщик и контролёр Семён Серба, а также периодически девочки из ДК потребкооперации на отдельные танцевальные номера. Иногда с ними выступала некая гуттаперчевая девочка, немыслимо выворачивавшая свое прозрачное минтайное тельце.
Днем Сенька садился в автобус и катил, допустим, в Пологи или Гуляй — Поле, а чаще в крупное село, так как в райцентрах могли вычислить и сдать милиции. Там он договаривался с заведующим местного клуба или ДэКа, развешивал самодельные афиши, продавал у местного базара или около магазина Сельпо билеты, стопки которых «доставал» Марик. Возвращался в город, организовывал машину, собирал и вез «труппу» на гастроль.
Отгрохав пару часов по–цыгански шумного «концерта», быстро сворачивали лавочку, шли на трассу, ловили машину в сторону Запорожья и как можно быстрее мчались домой, опасаясь преследования местных бдителей социалистической культуры. Бывали случаи, когда за ними гнались работники райотделов культуры, а ведь тогда за левые концерты с неучтенными билетами давали сроки.
Однажды Марик пообещал хорошо встряхнуть творческий коллектив, показав жизнь с изнанки, и у него это получилось. Он куда–то позвонил, получил согласие, и народ в лице Сеньки и Бэры, с Мариком во главе, захватив пару бутылок водки, отправились на улицу Дзержинского, недалеко от тюрьмы, в гости к слепому директору городского (или областного?) общества слепых. Хозяин оказался тучным сорокалетним бедолагой со страшными пустыми глазницами и лицом, густо и безнадёжно растатуированным сотнями маковых зернышек пороха, въевшегося в кожу при близком разрыве снаряда. Мужик потерял на фронте не только два глаза и получил на всю жизнь обезображенное лицо, но и до сих пор переживал последствия сильнейшей контузии. Тем не менее он сумел сохранить силу воли и устроился в послевоенной Европе, возглавив то ли городское, то ли областное общество слепых. Получил неплохую двухкомнатную квартиру в бывшем частном одноэтажном доме (фактически, пол–дома) и жил припеваючи. Конечно, «припеваючи» надо бы взять в кавычки. Бедолага имел неплохую зарплату и военную пенсию, но не имел постоянной бабы. Несмотря на страшный дефицит мужиков, ни одна хивря не хотела жить с ним постоянно. Выручали шлюхи, которых приводили такие надежные друзья, как Марик.
И в этот раз Марик позвонил уже от слепого, и через полчаса, не успели гости дорогие оприходовать первую бутылку, в дверь постучала довольно потрепанная шалава лет за 25, которую Марик представил как великую драматическую актрису всех времен и народов, игравшую в драмколлективе при его скворешнике кооперативной культуры. На радостях хозяин послал помощника за дополнительным питием и закусью, а мы настроились на серьёзное заседание.
Хозяин, сгорая от нетерпения, уволок актрису за руку в спальню и пытался, не откладывая, сыграть с ней любовную мизансцену, но та была настроена на легкий хапок без разврата и поспешила порыться в кошельке хозяина, покуда он путался в подтяжках и штанах. Однако слепой–то слепой, но другие его органы чувств обострены и он усёк непотребство нахалки. Каким–то образом схватив её покрепче, а он был зверски силён, страдалец отобрал у неё ещё не опустошённый бумажник, сам вынул из него сотню и кинул ей, страшно матерясь. Потом он вытолкнул стерву из спальни и приказал убираться, не дожидаясь его дальнейших действий. Дева не растерялась, схватила червонец и, застегивая на ходу бюстгальтер, рванула в прихожую к зеркалу, быстро оделась, поспешно намазюкалась и ненавязчиво слиняла, громко хлопнув дверью.
— Кого ты мне привёл, Марик? — рычал разгневанным львом председатель уважаемого общества. — Опять, как всегда, хитрожопая манда!
Гости дружно грохнули богатырским хохотом. Тут подоспел помощник с бутылками и снедью, щедро оплаченными слепцом. Сам он не долго сокрушался, а стал крепко пить и сыпать милыми фронтовыми шутками типа «Убьем немца, — перекурим!»… Вскоре он стал отказываться от стакана, солидно хрипя «Сатис!». Приятели допили и доели, а затем незаметно удалились, оставив бездыханного хозяина на диване под присмотром его штатного помощника, полуслепого и глухого мужичка, тоже бывшего фронтовика.