Вчерашний шпион
Шрифт:
Когда мы подъехали к самому краю карьера, то в его глубине я заметил ряд полуразвалившихся бревенчатых строений. Их вид произвел на Фабра стимулирующее воздействие; на его лице даже появилась тень смущения. Он, видимо, считал себя высеченным из кремня и стали, этаким суперменом с пылающим взором и железными нервами. Сейчас я видел в нем гротескное отображение своей собственной молодости. Кто знает, может, и я уже стал «вчерашним шпионом», как Шемпион. Может… Но только на этот раз и сердце, и мозг у меня оставались холодными и расчетливыми, как машина. Я был полной противоположностью героям Шекспира — ни напряженной мускулатуры, ни прерывистого дыхания, ни благородной ярости. Лишь знакомое холодное посасывание
Пока водитель был всецело поглощен преодолением ухабов, а инспектор — обузданием своих расстроенных чувств, я не терял времени и тщательно прорабатывал план действий. Внезапность и стремительность давали мне преимущество в секунд пять. А пять секунд в таком деле — это почти целая вечность!
— О черт! Смотри, она все-таки сбежала! — вдруг вырвалось у Фабра. Затем перед моими глазами, как в ускоренном кино, промелькнула следующая сцена. Я заметил, как невдалеке метнулась фигура женщины в коротком пальто, чем-то очень напоминающем пальто инспектора, а чуть поодаль я увидел мужчину, наполовину скрытого кустарником и высокой травой. Нога его, видимо, за что-то зацепилась, и он изо всех сил пытался ее высвободить. Почти одновременно с этим раздались два громких выстрела. Тот мужчина вздрогнул и окончательно исчез в траве. Женщина же успела добежать до одного из домиков и скрыться за дощатой дверью.
Шофер резко затормозил. Несмотря на небольшую скорость, «ситроен» занесло юзом почти к самому краю обрыва. Распахнув дверь настежь, Фабр с удивительной легкостью выскочил из машины. В руке у него был автоматический «браунинг 10М». Пистолет у него что надо! — подумалось мне. Я знал, что большинство французских полицейских предпочитают именно эту модель — совершенная форма, тройной предохранитель и всего шестьсот граммов веса в кармане. Мне бросилось в глаза, что его пистолет был довольно старый. На нем виднелось немало царапин, а края блестели от облезшего воронения. Чтобы не превратиться в неподвижную цель для стрелка, Фабр, даже стоя около дверцы машины, находился в постоянном движении. Эта инстинктивная привычка вырабатывается у каждого, кто хоть раз побывал в перестрелке. Очень скоро его внимание привлекли к себе какие-то темные тени под деревьями, которые располагались невдалеке.
В тусклых солнечных лучах, пробивающихся сквозь рваные облака, я едва ли успел разглядеть лицо той самой женщины, но мне почему-то показалось, что это была мадам Бэрони — мать Кети и Пины. Впрочем, как же?.. Ведь она погибла в Равенсбрюке еще в 1944 году!
В этот самый момент раздались еще два выстрела. Одна из выпущенных пуль прошила кузов нашей машины. «…Нет, разумеется, это была не мать Пины, а сама Пина!» — говорил я сам себе. Еще через минуту я заметил, как из выбитого окна домика высунулся никелированный ствол револьвера. Прогремел еще один выстрел. Было очевидно, что на этот раз стреляли в того самого мужчину, который скрывался в зарослях кустарника. Мне совершенно непроизвольно вспомнился один случай на войне, когда Пина застрелила немецкого агента… Помню, мы скрывались вместе с ней на какой-то одинокой ферме. Тогда она всадила в предателя сразу шесть пуль.
— С-сволочь! — процедил сквозь зубы Фабр. Затем он быстро вскинул свой «браунинг», обхватив его обеими руками и слегка присев на манер того, как этому учат в ФБР. Чтобы поразить цель на таком незначительном расстоянии, ему было достаточно одного выстрела. Его пальцы уже сдавили спусковой крючок, но выстрела не последовало, так как мои действия были хорошо продуманы еще до этого момента.
Я хладнокровно нажал на курок своего револьвера. Звук выстрела внутри машины оказался прямо-таки оглушительным. Увесистая пуля, выпущенная с метрового расстояния, сбила его с ног, как если бы он получил в плечо мощный боксерский удар. Второй выстрел сделал свое дело, — вздрогнув еще раз, его тело опрокинулось и беспорядочно покатилось под откос обрыва. От этого, второго, выстрела я почти совсем оглох. В моих ушах глухо звенело, а в нос лез едкий запах паленого от двух дыр на кармане моего пальто.
Ахмед выскочил из машины почти одновременно со мной. Теперь нас разделял друг от друга корпус машины, и ему удалось пробежать довольно значительное расстояние, прежде чем я наконец смог выстрелить. Но время было потеряно, и очередная пуля оказалась выпущенной впустую. Сплюнув, я зло выругался. Затем, быстро развернувшись, я подошел к тому месту, откуда свалился инспектор Фабр, и осторожно заглянул вниз. Моя предосторожность оказалась напрасной — он был мертв, хотя его безжизненная рука по-прежнему крепко сжимала рукоять «браунинга». Из полуоткрытого рта виднелись плотно сжатые зубы, а вылезшие из орбит глаза неотрывно и зло смотрели в небо. Вид этого распластанного тела оказал на меня гнетущее впечатление. Я был уверен, что эта ужасная маска смерти еще не раз посетит меня среди ночи…
Пригнувшись пониже, я стал осторожно двигаться в сторону бревенчатого домика, все время стараясь скрываться за плотной стеной кустарника. Когда я был уже совсем близко от него, дверь домика распахнулась, и на его пороге я увидел Пину. Вид у нее был более чем растрепанный. Из-под полы измазанного грязью пальто торчал обтрепанный кусок подкладки, на ногах виднелись ссадины. Чуть поодаль я заметил еще одно неподвижное тело. Тело того мужчины, в которого стреляла она сама. Это был смуглый юноша в черной кожаной куртке и небольшой шерстяной шапочке. Одна брючина его твидовых брюк так и застряла на жестких колючках кустов.
— Чарли! Это ты, Чарли? — с дрожью в голосе всхлипнула Пина, когда увидела меня. Она положила револьвер в карман и нервно вытерла о себя руки в каком-то странном ритуале омовения. — Они собирались меня убить! Они так говорили…
— С тобой все нормально? — спросил я, пытаясь ровным, почти безразличным тоном успокоить ее.
— Нам нужно скорее бежать отсюда! Как можно скорее выбираться из этой ямы! — не обращая внимания на мой вопрос, продолжила она, судорожно ловя ртом воздух.
В это время на сером небе вновь сверкнула молния, и буквально через несколько секунд до нас донеслись резкие громовые раскаты.
Чисто по-женски вскрикнув, Пина кинулась мне на грудь и принялась бормотать какую-то молитву. Я обнял ее и сильно прижал к себе. Пытаясь хоть как-то успокоить ее, я по-прежнему не мог найти успокоения для самого себя. Отсюда, с этого места, отлично просматривалась большая часть всего карьера с его причудливыми насыпями и многочисленными лужами. Для меня это призрачное пространство было неразрывно связано с целой массой воспоминаний, страхов и переживаний. Во время войны мне приходилось скрываться здесь от преследования. Вот и сейчас, как и тогда, в моих ушах стояли визгливый лай собак и пересвистывание солдат из полевой жандармерии, плотным строем прочесывающих эту местность. Тогда смертельная опасность воочию приближалась ко мне с каждой минутой…
Эти мысли, эти воспоминания тревожили меня еще больше.
— Но куда?.. Куда же нам бежать? — еле внятно пробубнила она, пытаясь заглянуть мне в глаза. Я не успел ответить на ее вопрос. Очередная вспышка молнии, вырвавшаяся из-под надвигающихся грозовых туч, брызнула из неподалеку расположенных зарослей папоротника странными сизыми бликами. Резким движением я бросил Пину на землю и в тот же момент сам распластался около нее на сыром песке. Стараясь одной рукой удержать слетевшие при этом очки, я трижды выстрелил в то самое место, откуда эти блики исходили.