Вдох, выдох
Шрифт:
— Ты не обижайся, но тебе не следовало идти в спорт, — прямо сказала ей Кира. — Любой вид борьбы в руках агрессивного человека становится слишком опасным оружием. Обезьяна с гранатой — это как раз твой случай.
Анжела побледнела, раздула ноздри и ринулась в драку. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы на шум не пришли те мужеподобные тётки. Увидев, что бой идёт не на жизнь, а на смерть, они навалились на Анжелу вчетвером и придавили к полу. И Кире, и Анжеле выписали «путёвку» в штрафной изолятор — с той лишь разницей, что Кира всё же вышла оттуда быстро, а её противница задержалась на
...
...Вдох, выдох. Вдох, выдох. Кира отрабатывала удары, подтягивалась узким и широким хватом. Снова и снова она всаживала кулак в стоящее перед мысленным взглядом лицо следователя. Она молотила его, как боксёрскую грушу, пока оно в её воображении не превращалось в кровавое месиво. Выпустив пар, она почти ничего не чувствовала к этому человеку. Ну... обычный такой дядька, ничем не примечательный. Разве что взгляд — ощущение липкости и холода охватывало от него. Продажный приспособленец, каких, наверно, не так уж мало. Заработал своей семье на отпуск на Мальдивах.
...День за днём, кусочек за кусочком складывался пазл настоящего облика Яны. В ней совершенно отсутствовало высокомерие. Она обожала простые вещи: загорать на крыше дома, навернуть тарелку пельменей с майонезом, отправиться «дикарями» в велосипедный поход. Могла выпить не только шампанское с икрой, но и водку с огурцом. У Лютовой окончательно порвались все шаблоны, когда она узнала, что Яна любит пиво, рыбалку и футбол. А ещё та играла в нарды и шахматы, а уж в карты на раздевание Кира ей постоянно проигрывала.
— Карточный долг — святое, — посмеивалась Яна, освобождая Киру от остатков одежды и окидывая её ласково-плотоядным, щекотным, цепким взглядом. — А ну-ка, извольте-с расплатиться, барышня!
Расплата наступала неминуемо. Чем больше Кира играла, тем чаще ей нравилось проигрывать.
Выход на их любимую крышу был коварно заблокирован сотрудниками ЖЭКа: на люке висел замок.
— Вот сволочи, — процедила Кира раздосадованно. У неё чуть не вырвалось словечко покрепче, но при Яне она сдержалась.
А та, невозмутимо достав из сумочки походный маникюрный набор, вставила в скважину миниатюрную пилочку для ногтей, поковыряла и — щёлк! Готово. Замок распался, обезвреженный простейшим орудием.
— Вы полны сюрпризов, мадемуазель, — вскинула бровь Кира. — Да вы взломщица-профи, оказывается!
— Замок смешной, ничего сложного, — небрежно улыбнулась Яна. И пошутила со смешком: — Я просто свой набор отмычек сегодня дома забыла, вот и пришлось пилкой орудовать.
Солнце жидким мёдом засияло на коже её точёных ног, когда она первой выбралась на плоскую крышу. Кира, карабкаясь следом, ошалела от открывшегося её взгляду вида под коротеньким подолом маленького летнего сарафанчика. Она еле сдержала себя, чтобы не уткнуться туда лицом.
— Ух, да тут можно яичницу жарить! — Яна раскатала свёрнутый в рулон коврик и сбросила воздушный сарафан, оставшись в нежно-розовом купальнике.
Жар раскалённой,
— Вот завалишь сессию — будешь знать, как в такое ответственное время любовь крутить, — шутливо пожурила её Кира.
В ответ на это девушка с усмешкой предъявила ей зачётку, в которой были одни четвёрки и пятёрки. Лютова одобрительно кивала, листая.
— Ну ладно, коли так. — И вернула Яне зачётку.
Та смотрела на неё с озорными искорками в зрачках, склонив голову набок.
— Неужели за отличную учёбу я не заслужила даже поцелуй?
Лютова засмеялась и привлекла девушку к себе за талию. Та гибко, страстно подалась навстречу, жарко обняла за шею, потянулась губами. В поцелуй обе нырнули глубоко, самозабвенно, до головокружения и сбившегося, возбуждённого дыхания, а потом Яна тоненькой ящеркой вывернулась из объятий. Лютова рванулась было её ловить, но та упёрлась вытянутой рукой ей в грудь, не подпуская к себе — а глазами-то, глазами так и дразнила... Прищуренные ресницы ласково, лучисто смеялись, шаловливо прикушенная губка так и нарывалась на наказание.
— Тш-ш, нетерпеливая какая, — понизив голос до бархатного полушёпота, сказала Яна. — Всё будет, потерпи.
От этого низкого, щекочуще-мягкого «всё будет» Лютову накрыл горячий пульс — и в груди, и там, пониже. Будто целая батарея в неё жахнула из всех орудий, и её унесло в небо от властного, непреодолимого желания. Но Яна осаживала её, приказывала ждать, чем распаляла только сильнее. О да, она ведала, что творит, чертовка.
— Как бы у нас пиво не нагрелось, — озаботилась девушка, поглядывая на Киру с озорным блеском в прищуренных от солнца глазах.
Та в это время стягивала футболку и джинсы. На ней остались чёрные трусики-боксеры и спортивный лифчик. Раскатав свой коврик, Кира уселась рядом с Яной, вся сомлевшая не только от адски-горячего дыхания крыши, но и от игривого, раздевающего, пульсирующего откровенным желанием взгляда девушки. Она плыла, таяла сливочной пеной, как кусок разогретого масла. Кругом были одни старые пятиэтажки хрущёвской эпохи, а от любопытных взглядов их укрывало небольшое ограждение.
— Пиво? Оно же в сумке-холодильнике, — пробормотала Кира, не в силах отвести глаз от ровной атласной кожи Яны.
Едва её ладонь протянулась, чтобы скользнуть по внутренней стороне этого восхитительно стройного бедра, Яна со смехом вложила в неё флакон солнцезащитного молочка.
— Да тут такое пекло, что, боюсь, даже сумка не выдержит! Намажь-ка меня.
Более соблазнительного и приятного поручения она не могла дать Кире. Выдавив и растерев между ладонями немного средства, пахнувшего ванилью и похожего по консистенции на растаявшее мороженое, та заскользила по хрупким плечам, шелковистым изгибам спины... Соски проступали под чашечками купальника, и Кира не удержалась — истратила немного молочка на ткань. Бугорки-кнопочки щекотали линию жизни.