Вдоль по лезвию слов (сборник)
Шрифт:
Он стоял под снегом, облокотившись о дверной косяк. У него был маленький двухэтажный домик в пригороде Дрездена; сама студия располагалась на первом этаже, а на втором находилась его квартира.
Когда я подошёл, он улыбнулся и протянул мне руку.
В тот день он просто хотел сделать несколько пробных кадров. Небольшую съёмку, чтобы убедиться в том, что я – именно то, что ему нужно. Он не рассказывал, для какого проекта он меня позвал на самом деле. Фотографа восхищал мой профессионализм. Ему достаточно было изогнуть руку, и я принимал точно такую позицию, которая была ему нужна. Я легко читал каждый
Он не просил меня раздеваться – на этот раз. На мне были синие джинсы и белая майка под свитером. Он попросил меня снять свитер, но не более того. Он снимал меня в анфас, в профиль, сидя, лёжа, сверху, снизу. И постоянно менял плёнки. На свою «Лейку» он накручивал различные объективы, укреплял огромную зеркальную вспышку, снова снимал. В углу на полочке я заметил ещё несколько фотоаппаратов и спросил его, почему он снимает камерой, которой стукнуло полвека (я достаточно разбираюсь в фотоаппаратах, чтобы определить примерный год выпуска). Он сказал: «Пойдём». И мы прошли в другую комнату.
В комнате стояли стеллажи, заполненные различным фотографическим оборудованием. Тут были как старинные «Лейки» и «Никоны», так и ультрасовременные цифровые монстры производства «Сони» или «Кэнон». Тут были объективы всех размеров и форм, даже какие-то перископообразные, изогнутые. Тут были вспышки разных типов, ванночки для проявки, множество всевозможных фильтров, штативов, чехлов и так далее.
«Видишь? – сказал он. – У меня всё есть. Просто ничего лучше этой “Лейки” человечество ещё не придумало».
Во время съёмки произошёл инцидент, который мне хорошо запомнился.
Хотя операция была сделана очень давно, мне постоянно нужно принимать гормональные препараты, потому что иначе может произойти рецидивное проявление женских элементов. Может начать расти грудь, например. Время приёма очередной таблетки пришлось на перерыв в съёмке, и я попросил воды. Он принёс мне стакан, и я проглотил таблетку. Фотограф насторожился.
«Что это?» – спросил он.
«Лекарство», – ответил я.
«Что за лекарство?» – спросил он более настойчиво.
«У меня есть хронические заболевания, которые требуют регулярного приёма препаратов», – сказал я.
«Покажи», – потребовал он.
Я не знал, что делать. В общем, он не имел права требовать у меня показать таблетки. Я мог уйти. И больше не вернуться. Я чувствовал, что именно это и произойдёт, если я откажусь. Но что-то заставило меня достать пластинку таблеток и дать ему.
Он прочитал молча и вернул мне упаковку.
«Извини», – сказал он.
Я знаю, о чём он подумал. Моя женственная красота плюс мужские гормоны однозначно навели его на мысль, что я изменил пол. Что раньше я был женщиной. На самом деле я с сочувствием отношусь к гомосексуалистам. У меня был выбор, а у них – нет. Когда мужчина рождается женщиной или наоборот – это страшная психологическая травма, по-моему. Поэтому я сторонник перемены пола для гомосексуалистов. Правда, я не могу понять тех, кому доставляет удовольствие быть мужчиной и любить мужчину (или быть женщиной и любить женщину). Это уже – болезнь, а не случайная ошибка Творца.
В общем, он не изменил своего поведения по отношению ко мне. Предположив, что раньше я был женщиной, он остался так же немногословен и мастеровит.
По окончании первой съёмки он спросил меня, сколько я беру в час за позирование. Я назвал сумму. Он стал платить мне примерно на пятнадцать процентов больше, что меня устраивало. В деньгах он явно не нуждался.
Он сказал, что не будет рассказывать, в чём состоит его замысел относительно меня. Он никогда не говорил моделям, для чего их снимает. Он просто просил изобразить то или иное чувство, какие-либо эмоции или движения.
Мы договорились, что я буду приходить к нему в понедельник, среду и пятницу в течение одного месяца. Он сказал, что сможет закончить работу как раз за это время. Платил он мне наличными, без всяких договоров, просто отдавал деньги, и всё. Меня такое тоже устраивало, потому что львиную долю моих доходов обыкновенно отнимали налоги.
Хотя он и скрывал итоговую цель съёмки, конечно, я догадывался о его замысле. Мы гуляли с ним по пристани. Я – в шортах и кроссовках, хотя было уже довольно холодно. Он заставлял меня бегать и снимал на бегу. Он снимал меня, когда я отжимался, когда я подтягивался на турнике, причём снимал безостановочно: на одно отжимание он умудрялся истратить по две плёнки. Мне казалось, что я уже знал секрет его будущей выставки. Её посетитель каким-то образом должен был двигаться по залам очень быстро: возможно, Фотограф планировал поставить там что-то вроде траволатора. И фотографии на стенах должны были слиться в мультфильм, в киносеанс. Хотя это только моё предположение: я до сих пор не знаю, что задумал Фотограф.
А потом произошёл перелом. То, что привело к краху.
На третью неделю съёмок он сказал мне:
«У меня открылась выставка в галерее Фридриха Киршнера».
Конечно, я изменил название галереи. Чтобы не создавать проблем её владельцу.
Я пошёл посмотреть на экспозицию. Не мог же я пропустить выставку своего Фотографа.
Галерея Киршнера располагается на окраине. Это большое современное серое здание с квадратными окнами, в стиле социалистического кубизма. По меньшей мере, такой стиль у меня ассоциируется с советскими домами-коробками и с Казимиром Малевичем. Это личные ассоциации, не стоит воспринимать их как что-то серьёзное.
Постоянного интерьера в галерее нет. Как и в большинстве современных художественных салонов, он меняется от экспозиции к экспозиции. Я зашёл в галерею, сдал куртку в гардероб и оказался в первом зале. Он оказался серым, этот зал, абсолютно серым, как всё здание снаружи. И в зале не было фотографий. Точнее, была – только одна.
Она занимала всю противоположную от входа стену и была не чёрно-белой, а скорее, серой, как стены зала, как всё здание, как теперь, ранней зимой, весь город. Фотография изображала девушку. Она стояла чуть сбоку, занимая не более четверти площади снимка. Она смотрела в объектив огромными чёрными глазами, в них сквозило какое-то недоуменное выражение, будто её ошеломило, что кто-то её снимает. У неё было длинноватое лицо, чуть непропорциональное, тонкие губы и пышные чёрные волосы, кудрявые, непокорно разлетающиеся во все стороны.