Вдоль по лезвию слов (сборник)
Шрифт:
Она была прекрасна, чёрт побери. Я подумал тогда именно так: «Она прекрасна».
Почему-то чёрные кудрявые волосы и орлиные носы у меня всегда ассоциируются с евреями. Нет, не с расистской точки зрения: просто как предмет принадлежности к национальности. «Немецкий еврей» – это что-то страшное теперь; когда мы слышим подобное словосочетание, перед нами появляются картины измождённых тел, вырванных с мясом золотых коронок, толпы скелетов, бредущих в яму. И одновременно – толстые курчавые эмигранты, сидящие в своей Америке на мешках с перечёркнутой S-кой.
Нет,
А может, всё это – чушь. Это тоже – моя мысль в тот момент. Может, она цыганка, или армянка, или просто немка, но вот такая получилась внешность.
Я прошёл дальше и оказался во втором зале.
Первой фотографией был снимок какого-то выпускного класса или курса, не знаю. Тоже серый, чуть зернистый. Множество едва читаемых лиц. Пятой слева в третьем ряду стояла она, и это было понятно с первого взгляда. Её лицо просматривалось так же плохо, как и остальные, но почему-то я нашёл её сразу.
Таким же образом оказались сделаны все фотографии в этом зале. Она была везде, и ни одно лицо ни с одной фотографии я не запомнил, хотя в некоторых случаях в центре внимания Фотографа оказывались совершенно другие люди. А замечал я – только её, на заднем плане, всё с тем же удивлённым выражением огромных глаз.
Третий зал оказался одновременно и последним. Там была она – в жизни. Просто случайные цветные фотографии. Смеётся с друзьями (один обнимает её стройную ногу), лежит на кровати, извиваясь подобно пантере, идёт по осеннему парку, сидит на корточках и смотрит куда-то вверх. Случайные кадры, вполне вероятно, заснятые не самим Фотографом.
Над выходом – последняя фотография, сделанная в том же интерьере, что и первая. Она точно так же смотрит в объектив, только поза чуть другая.
Я вышел и посмотрел на часы. Два маленьких зала я изучал в течение трёх часов. Я совсем не заметил, как пролетело время.
И подумал, что я обязательно найду эту девушку.
Странно, но, постоянно вращаясь в модельном мире, я никогда с ней не сталкивался. Ни один фотограф, кроме моего, не снимал её ни для модных журналов, ни для обложек, ни для рекламы. Вполне вероятно, Фотограф просто поймал её на улице, случайную девушку, проходившую мимо.
Я спросил о ней на следующий день.
«Тебе понравилась выставка?» – ответил он вопросом на вопрос.
«Да», – кивнул я. Ещё я сказал, что он гениально снял бесподобную натурщицу. И что я хотел бы найти её.
Он улыбнулся. «У меня много кто пытался узнать её телефон, но я же понимаю, что нельзя давать его незнакомцам, – сказал он. Выдержав паузу, он продолжил: – Но тебе я дам её координаты. Мне кажется, вы стали бы прекрасной парой».
Он многое о ней рассказал прямо во время съёмки. Он снимал меня и говорил. Наверное, ему нужно было, чтобы я выразил интерес. Или что-то другое.
Она работала журналисткой в каком-то бульварном издании. Жила в небольшой квартирке в районе Штризен-Вест, у неё была кошка и попугайчик. Фотограф действительно случайно увидел её на улице и остановил. И предложил стать центром его новой выставки. «Она очень легко позировала, точно всю жизнь этим занималась, – сказал он. – Это её призвание – быть моделью, но она выбрала другой путь. Что ж, слава богу, я сумел найти её и открыть». И он дал мне номер телефона.
«Звони, – сказал он. – Можешь сослаться на меня».
Ещё я попросил у него её фотографию. Ту самую, с выставки, только маленькую – если есть. Конечно, фотография была, и он дал мне её. «На стол поставишь», – улыбнулся Фотограф.
В тот же день я вернулся домой и набрал её номер. Никто не взял трубку. Я подумал, что позвоню позже.
На следующий день я дозвонился. Трубку поднял мужчина.
«Здравствуйте, я хотел бы поговорить с Марлен», – сказал я. Я забыл упомянуть её имя: конечно же, Фотограф назвал мне его. Марлен Рихтнайт. Наверное, в честь Марии Магдалины Дитрих, подумал тогда я.
Мужчина сказал, что никаких Марлен по этому телефону нет. Мы сверили номера: я продиктовал ему тот, который набирал. Он сказал, что набрал я верно, но номер – неправильный. Я извинился и позвонил Фотографу. Была суббота, до понедельника я бы не дотерпел. Фотограф ответил: «Сейчас уточню». Он уточнил. Всё оказалось верно. Он продиктовал мне именно тот номер, который был записан у него в блокноте, и я не ошибся ни в одной цифре.
Поэтому вечером того же дня я купил букет цветов и отправился к ней домой. Наверное, я влюбился в ту фотографию, в глаза девушки, в её волосы.
Консьерж не обратил на меня внимания, и я спокойно поднялся на третий этаж. На этаже имелось девять квартир: с тридцатой по тридцать восьмую. Тридцать девятой квартиры, указанной в адресе, в этом доме просто не было. На четвёртом этаже отсчёт начинался с сороковой квартиры.
Я спустился вниз и поговорил с консьержем. Он уверил меня, что тридцать девятого номера в доме не было никогда. Десять евро, исчезнувших в его кармане, позволили мне заглянуть в список жильцов. Марлен Рихтнайт нигде не значилась. Ещё десять евро напрягли его память. Девушка с таким именем или фамилией никогда не жила в этом доме. Я показал ему фото. Он не узнал её: она и в самом деле никогда тут не появлялась.
В понедельник начиналась последняя неделя моей работы у Фотографа. На тот момент у меня не было других заказов, хотя поступило несколько предложений, которые я обдумывал.
Я рассказал Фотографу о своих поисках. Он удивился. Он поклялся мне, что не врал. Он показал мне блокнот, в котором был записан её телефон и адрес. Он дал мне адрес редакции, где она работала. Он сказал, что у него где-то лежит номер газеты, в котором есть её материал.
В редакции девушка по имени Марлен не работала. Никогда.