Вдоль по памяти. Бирюзовое небо детства
Шрифт:
Утром, когда приходил кузнец, Прокоп проваливался в тяжелый сон. Все время его преследовало одно и то же сновидение: он только на минуту задремал, а бушующее пламя охватило весь конус пирамиды. Он вскакивал, протирая глаза, но увидев, как куз нец ладонью спокойно исследует нагрев дерна, снова погружался в тревожное сновидение. И так без конца.
Через два - три дня, когда осевшая пирамида охлаждалась, начинали разборку и сортировку угля. Крупные куски дробили, потом перебирали
Скупо рассказывая о заготовке древесного угля, Коваль делал небольшие паузы. Обычно суровый, взгляд его в такие минуты излучал тепло.
– Древесный уголь горит намного лучше этого...- он пренебрежительно кивнул в сторону горки курного угля под горном, - Быстрее разжигается, окалины совсем немного, да и металл куется лучше, особенно чугун...
Немного погодя добавил:
– Нагретый на древесном угле чугун становится как воск.
– А почему сейчас не используется древесный уголь в кузнице?
– вставил и я свои три копейки.
Я перешел уже в пятый класс. Поскольку в селе подавляющее число людей, в том числе и мои родители, имели четырехклассное образование, я считал себя вправе задать "умный" вопрос:
– Что мешает нажечь для кузницы угля?
Никто не рассмеялся. Коваль, сидевший на чурбане возле наковальни, неотрывно смотрел в одну точку. Потом пошевелил кистями рук и неопределенно произнес:
– Колхозное все...
Для меня такой ответ был неожиданным, непонятным и, пожалуй, довольно неприятным.
Этим же летом, набирая воду из франковой кирницы, увидел моего троюродного брата Валика Единака и его двоюродную сестру по матери Зою Черней. Оба были одногодками и внуками Коваля. Направляясь по дороге к центру села, они о чем-то спорили и вырывали друг у друга кирзовую хозяйственную сумку. Это была сумка Коваля.
Оставив на пороге ведро с водой, я побежал через огороды к кузнице. Так было гораздо ближе. Прибежав, я уселся на перевернутую бестарку, переводя дыхание.
Скоро из-за конюшни показались внуки Коваля. Они уже не дрались, сумку несли вдвоем, держа за шлейки. У обоих были рыжие волосы, как будто горевшие под ярким солнцем, а лица их покрывали крупные, как у Коваля, веснушки. Когда они вошли в кузню, Коваль прервал работу и, вытащив из сумки знакомый мне двойной горшок, установил его на загнетке горна. Подогреть обед.
Валик подошел ко мне, а Зоя продолжала стоять возле деда, что-то рассказывая. С Валиком мы были знакомы давно. Кроме того, мой отец часто ночевал у них, ожидая поезда, очень рано отправляющегося в сторону Черновиц, где учился брат Алеша. Мой отец был двоюродным братом отца Валика и обоих звали одинаково: Единак Николай. Только мой отец был Ивановичем, а Валькин - Яковлевичем. У Валика был толстопузый младший брат Толя, о котором отец рассказывал смешные истории с медом.
Мне хотелось подойти и познакомиться с Зоей, но меня сдерживал страх и стеснительность, которая всегда овладевала мной в самый неподходящий момент. А бояться было чего. После того, как другой мой троюродный брат Единак Броник дернул Зою за рыжую косу, Коваль пообещал Бронику изломать на нем прут. Прут мог быть вырезанным из ветки - это было не так уж и страшно. Но в кузнице были и железные пруты. Поди, узнай каким он, будет бить. На всякий случай я решил держаться от греха, то есть от Зои, подальше.
Коваль тем временем выпил свою чарочку и неизменной ложкой-вилкой стал есть борщ с запеченным хрустящим тестом. Под тестом во втором горшочке в тот день оказались вареники с картошкой, обильно смазанные подсолнечным маслом с розовым поджаренным луком. Дразнящий аромат жареного лука прорывался в мои ноздри сквозь неистребимые кузнечные запахи. Я вспомнил, что мама уже давно не варила вареники с картошкой, смазанные подсолнечным маслом с ароматным луком.
Отобедав, Коваль проводил внуков за конюшню и скоро вернулся. Вытащив из кармана что-то небольшое, он пристально рассматривал предмет, держа его двумя руками. Я подошел поближе. В руках у Коваля был большой ключ от замка. Только бородка у него сломалась. Её-то Коваль прикладывал к остальной части ключа. Раздув горн, Коваль подошел к точилу. Я вызвался помочь ему, но он отрицательно покачал пальцем.
Медленно вращая, он скорее зачистил, нежели сточил место поломки. Сняв висящий на гвозде у двери кусок проволоки, Коваль долго сопоставлял бородку со стержнем и затем скрутил проволокой. Из черного шкафчика достал укороченную желтую гильзу. Такая же, но только целая гильза хранилась у нас дома в каморе на подоконнике. Я нашел ее на Куболте после того, как там пролетали самолеты, один из которых тащил за собой огромный белый мешок. Взрослые называли его мишенью. Слышались частые хлопки выстрелов. После стрельбы мы нашли две большие пустые гильзы, ярко блестевшие на утоптанной копытами долине. Одну, по справедливости, я забрал себе.
Кровельными ножницами по спирали Коваль вырезал длинную узкую полоску. Держа клещами за головку ключа, стал разогревать бородку в пламени горна. Когда она начала краснеть, он посыпал белым порошком место излома. Порошок запузырился, а потом стал растекаться по трещине.
Коваль взял желтую полоску от гильзы, нагрел ее и макнул кончик в порошок. Порошок снова стал пузыриться и растекаться по концу полоски. Приложив полоску к трещине, снова стал греть в пламени. Мне было доверено качать мех.
Вдруг конец полоски стал круглым, и капля расплавленного желтого металла оторвалась и заполнила трещину разлома. За первой последовала вторая капля. Коваль стал прогревать весь конец ключа, постоянно поворачивая над огнем. Трещина полностью закрылась, только маленький валик обозначил место разлома.
Остудив на воздухе, Коваль клещами стал откусывать проволоку, освобождая бородку. В одном месте проволока припаялась к стержню. Коваль взялся за напильник. На моих глазах происходило чудо. Ключ снова стал целым, только тонкая желтая полоска указывала на место соединения отломков.
Оставшийся день я был под впечатлением увиденного. Дома я пересмотрел ключи от замков. Все, к сожалению, были целыми. Я решил, что завтра можно будет сломать ключ у тетки Марии, а потом попросить Коваля склеить. За ужином я рассказал о чудесном восстановлении ключа. Мама задумчиво проговорила:
– Интересно, а чугунок можно так отремонтировать?
– Коваль все может! - вырвалось у меня.
Утром мама, уходя на работу, на пороге оставила треснувший чугунок. Он-то и спас теткин ключ. Чугунок был чисто вымыт. На дне его отчетливо проступала трещина, по форме напоминающая букву У. Положив в торбочку чугунок, бросил туда же желтую гильзу. Через огород побежал на кузню. Ходить, как ходят остальные люди, я не умел.