Вдоль по памяти. Бирюзовое небо детства
Шрифт:
Дождавшись, когда идущие из клуба старшие девчата приблизятся к подвешенному кабаку, Флорик дёргал за верёвочку. Чёрный платок слетал с кабака. Флорик быстро подтягивал за нитку, и сквозь колья забора забирал платок. А кабак на двух резинках начинал покачиваться вверх-вниз и в стороны. Перед идущими возникала свирепая голова огромного чудища со светящимися зелёными глазами и зубами. Казалось, что чудовище приседало и качалось из стороны в сторону. Вслед разбегающимся девчатам Флорик, вставив два пальца в рот, пронзительно свистел. Оттого, что светящееся в темноте и качающееся чудище ещё и свистит, девчата разбегались особенно резво.
В мае -
Флорик использовал хрущей интереснее и занимательнее. Поймав хруща, подходил к правлению. Там всегда стояла председательская бричка. Ездовый дядя Ванька Вишнёвский в это время, как правило, был в коридоре правления. Ждал окончания наряда. Улучив момент, Флорик выдергивал из роскошных хвостов фондовских коней длинный прочный волос. Выламывал ровную гладкую кленовую ветку, очищал от листьев.
Мы внимательно смотрели за ловкими движениями волшебных пальцев нашего кумира. Запоминали последовательность выполняемых им операций. Мы были уверены в том, что недалёк тот день, когда мы будем делать то же самое. А пока мы постигали мастерство и прилежно учились.
Вот уже ровно отломан тонкий конец. Под крепкими Флориковыми зубами чуть слышно треснул конец кленового прутика. В едва видимую щель конструктор клинит завязанный в узел волос. Другим концом волоса, как опытный хирург, завязывает и затягивает крошечную петлю у основания одной из ножек хруща.
А теперь предстоят испытания установки. Флорик начинает плавно вращать прутик с волосом, на конце которого по кругу в воздухе движется хрущ. И вдруг чудо! Хрущ, почувствовав своё тело в воздухе, поднимает твёрдые блестящие надкрылья. Из под них в воздухе расправляются почти прозрачные тонкие и большие крылья. А наши уши улавливают, сначала слабое, потом усиливающееся, низкое гудение. Флорик останавливает вращение. Ещё несколько оборотов хрущ вращается по кругу, после чего жужжание стихает и жук, покачавшись на волосе, как на гойданке (качелях), повисает на волосе.
Теперь дело за малым. Из-за плавного поворота за Чернеевым колодцем показывается первое стадо, возвращающихся с Куболты, коров. Коровы медленно и лениво бредут домой, изредка обмахиваясь хвостами. Некоторые на ходу умудряются жевать жвачку. Вот стадо миновало шлях.
Флорик пристраивается впереди идущего стада. Мы, как зрители на галёрке, идём за пасущими в тот день колию. У клуба, почти неуловимыми движениями, Флорик начинает медленно раскручивать прутик с волосом, на конце которого кругами вращается, приговорённый выполнить свою провокаторскую миссию, хрущ.
Нам и очередным пастухам в колии ничего не слышно, но по тому, как коровы беспокойно поднимают головы и осматриваются вокруг, мы понимаем, что жук полетел. Скорость вращения нарастает, жужжание переходит в надсадное гудение. Ближайшие коровы поднимают хвосты. Вначале расположенные горизонтально, хвосты вдруг залихватски закручиваются и коровы переходят на рысь.
А гудение хруща всё выше и переходит в вой, который так знаком коровам. Это гудение, кружащего над выбранным в жертву животным, крупного овода, грозы коров. Спасаясь, коровы пускаются вскачь, обгоняя Флорика. А тот всё так же спокойно идёт, совсем незаметно подкручивая прутик. Никто ничего не понимает, кроме нас. Затаив на ходу дыхание, мы смотрели захватывающий спектакль на свежем, чуть пахнущем коровьим навозом и парным молоком, предвечернем воздухе.
Позже, когда хрущи пропадали, с июня и до осени, мы заставляли коров поднимать хвосты и мчаться галопом, издаваемыми нами самими, звуками: Бззз, бзззз... Попробуйте сами! Увидите...
О том, что в стаде брели и наши коровы, "спрятавшие" от перенесенного стресса в тот вечер молоко, мы как-то не задумывались. О не отданном сполна коровами молоке озабоченно сообщали, доившие коров, наши мамы.
Ни одна встреча Нового года в школе и клубе не обходилась без карнавала. Одевались, кто во что горазд. Флорик, активный участник всех встреч, вечеров, карнавалов всегда был оригинален. Он никогда не повторялся. Маски, которые он одевал, всегда были неожиданны и поражали новизной. Большинство масок он делал сам, не дожидаясь Нового года. Великолепно лепивший и рисовавший, летом он вдруг начинал делать очередную маску.
У меня. часто бывавшего у него, до сих пор перед глазами стоит выполненная им маска "Квазимодо". Просмотрев накануне фильм "Собор парижской Богоматери", Флорик загорелся идеей сотворить такую маску.
Глина в селе никогда не была проблемой. Придя однажды к нему, я застал его, склонившимся над старым выдолбленным корытом для теста. Флорик тщательно вымешивал глину, периодически то доливая воду, то потряхивая небольшим решетом с порошком глины. Вымешивал глину он довольно долго.
Огромный, как выпекаемый в деревне хлеб, батон глины Флорик с силой бросил на кусок старой широкой доски. Разминал её, уплощая. Затем кулаками стал уминать всё более вдавливающийся центр. Потом в дело пошёл макогон, которым Флорик уже формировал поверхность, похожую на отпечаток большой дыни. Указательным пальцем стал продавливать глину по центру. Меня, семи - восьмилетнего тогда, внезапно охватило волнение. Я понял, что это место для носа, большого, несуразного, с широкими ноздрями.
Затем выдавил, почему-то очень толстые неровные брови. Потом я узнал тонкие, уродливые в своей неправильности губы. Ноздри и края губ соединил двумя глубокими канавами. Я еще ничего не понимал. То, что делал Флорик, мне совершенно не нравилось. Я бы сделал всё это гораздо красивее. Но Флорик уже отчертил маленькие, почти свиные, близко посаженные глазки. Потом настала очередь, я это уже понял, безобразных в своей уродливости, ушей. Череп Флорик почему-то оставил голым.
Потом, сделав из вишнёвых веток лопатки и заострённые палочки, стал скребать и приглаживать в одних местах, и делать глубокие рытвины и канавки по всему лицу и подбородку. Я тогда перестал понимать что-либо. А Флорик продолжал работать. Ровно срезав ножом и суровой ниткой края своего изделия, Флорик отнес доску с глиной, в которой угадывались контуры будущей маски, в сарайчик позади дома. Оставил сушиться в тени. А я с неохотой ушёл домой.
Через несколько дней, проходя мимо нашего двора, Флорик велел взять старые газеты и подойти к нему домой. Набрав побольше газет "Советская Молдавия", которую нам тогда регулярно приносил почтарь, я побежал к Флорику. Он задумчиво рассматривал своё детище. Взглянув на его глиняное творение, мне стало жаль Флорика. Лицо маски было рассечено несколькими глубокими трещинами на высохшей глине.
Но Флорик не унывал. Вытащив белые тетрадные листы из тазика с какой-то жидкой мутью, он стал их рвать. Мелкими лоскутками бумаги стал устилать и обклеивать всю внутренность глиняной формы. Потом замочил порванную на мелкие лоскутки газету. Подсыпал муки и налил в тазик немного воды. Оказывается Флорик вымачивал бумагу в жидком мучном клее. Потом снова клеил. Клеил он долго. Даже мне надоело.