Вдоль по памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства. Шрамы на памяти
Шрифт:
В Дондюшанах встретил земляка одногодка, который работал на нефтебазе. Тот и привел его на маслосырзавод. Братья Лукьянчуки, бывшие соседи и почти ровесники, звали на сахарный завод. Но он почему-то не хотел расставаться со своим одиночеством. Сначала жил в своем "кабинете". Спал на топчане, который сбил сам. Потом снял комнатенку у одинокой старухи.
В начале шестидесятых Валентину Николаевну вызвали в Москву и направили в Кишинев на недавно построенный завод "Сигнал". Круто изменил судьбу, случайно подслушанный у проходной, разговор двух токарей. Один из них упомянул фамилию и имя Никиты.
В ночь
Через несколько минут милиционер стучал в низенькие двери хатки, где жил на квартире Никита. Наконец на стук, не открывая дверь, отозвалась старуха. Недовольным голосом она сообщила, что Никита с работы не приходил. Ещё через две-три минуты участковый открыл двери "кабинета" Никиты. Волна смрада от немытых ног, самогонного перегара и табачного дыма туго ударила в лицо. Участковый, бывавший ранее у Никиты, щелкнул выключателем. Никита, одетый, спал ничком на своем топчане. Сквозь огромные дырки в носках просвечивали немытые пятки. Милиционер, извинившись, поспешил уйти.
Валентина Николаевна, не заходя, прикрыла двери. Первая же появившаяся мысль гнала её на вокзал, куда-нибудь, лишь бы не видеть узкой прокопченной конуры, ничком распластанное тело и дырявых грязных носков. Выйдя на улицу, в темноте больше угадала, чем увидела узкую скамейку у стены. Присела. Навалилась тяжелая полудрема.
Очнулась от скрипа распахнувшейся двери. Уже рассветало. На пороге необутый, в одних носках, стоял Никита. Весь смятый, давно небритый. Некогда роскошная волнистая шевелюра казалась, прибитой к голове, свалянной бесформенной тряпкой. Валентина Николаевна встала. Никита медленно поднял глаза. Смотрел, не узнавая. Потом напрягся, пристально всматриваясь в лицо стоящей в нескольких шагах женщины. Дернул головой, стряхивая наваждение:
– Валя?
– снова тряхнул головой и пробормотал.
– Допился...
В очередной раз я увидел Никиту и Валентину Николаевну 9 мая 1969 года в парке Победы. Начинало темнеть. На аллеях парка накапливалась публика. Все ждали артиллерийский салют. Валентина Николаевна предложила:
– Пойдемте в "Норок". Что-то ноги устали, а домой не хочется.
В обширном зале ресторана неожиданно было малолюдно. Мы заняли угловой столик, откуда был виден весь зал. Я оказался напротив Никиты. Я заметил, что на груди Никиты появились две новые медали: "Двадцать лет победы..." и "За трудовое отличие".
Никита перехватил мой взгляд:
– Трудовую медаль я получил на опытном заводе. В академии разработали, а у нас внедряли электроискровую обработку металлов. Пока собирали установку, обнаружилось несколько серьезных недоработок разработчиков и проектировщиков. Приходилось на ходу менять кое-что, как говорят, на ощупь. Несколько месяцев работали до глубокой ночи. Никто не подгонял, самим было интересно.
– Не скромничай, - вмешалась Валентина Николаевна и, обращаясь ко мне, продолжала.
– Никита предложил принципиально новое электронное устройство на пьезоэлементе для автоматической подачи электрода. Усовершенствовал рецептуру диэлектрической жидкости и способ повышения чистоты обработки детали. Сконструировал экспериментальный вариант гидравлики для постоянной очистки и перемешивания жидкого диэлектрика. Их группа в соавторстве получила несколько авторских свидетельств на изобретения.
Но мой взгляд неизменно упирался в, почти спрятавшуюся за лацканом пиджака, голубую с синей каемкой ленту медали "За отвагу".
– Никита! Прошло более двадцати лет! Пожизненных секретов не бывает. За какую операцию ты получил "За отвагу"?
К атаке готовились два дня, не особенно скрывая передислокации подразделений. За наступающей пехотой сосредоточили огромное количество артилерии. "Катюши" сосредоточили в лесу и тщательно замаскировали. Взвод связи едва успевал тянуть катушки военно-полевой связи ко всем приданным подразделениям.
Заканчивая выступление перед боем, политрук сказал, что перерезав дорогу и закрепившись на высотке, все участники атаки будут представлены к правительственным наградам.
Едва начало светать, как загрохотала артиллерия, взвыли, унося в сторону противника светящиеся стрелы реактивных снарядов "Катюш". За уходящей в сторону противника стеной разрывов в бой пошла пехота. Никита бежал за наступающим взводом, держа в левой руке тяжелую катушку проводной связи. Правая рука судорожно сжимала шейку приклада ППШ.
Очень скоро немцы разгадали маневр и на головы наступающих солдат посыпались снаряды немецкой артиллерии. Снаряды ложились густо. Казалось, вздыбилась земля, поднимая в воздух нелепо кувыркающиеся человеческие тела. Скоро разрывы накрыли наступающий взвод. Взрывной волной Никиту несколько раз швыряло на землю. Уши заложило. Никиту нагнал сержант, перед самым боем назначенный помкомвзвода. Сильно толкнул Никиту вправо:
– Прыгай в воронку! На дно!
Оба скатились на дно глубокой воронки. Наверху шквал разрывов нарастал. Разрывы снарядов слились в один непрерывный гул. Крупно подрагивала земля. Сверху сыпались комья земли. Шквал огня переместился в тыл наступавщих. Сержант высунулся из воронки и тут же свалился обратно, схватившись рукой за шею. Хрипло прокричал:
– Немцы контратакуют!
Никита вжался в землю. В перерывах между разрывами со стороны сержанта доносились неясные булькающие звуки. Никита повернул голову. Сержант, широко открыв остекленевшие глаза, смотрел в сторону заката. Из шеи стихающими толчками хлестала алая кровь.
Несмотря на то, что уже стемнело, ожесточенная перестрелка продолжалась. Было уже совсем темно, когда в воронку, тяжело охнув, свалился еще один солдат с непокрытой головой. Лег ничком, прикрыв голову руками. Никита снял с убитого сержанта каску и накрыл ею руки и голову свалившегося гостя. Тот проворно нахлобучил каску и пробормотал что-то неразборчиво. Постепенно звуки разрывов, свист и громкое чваканье пуль об скаты воронки прекратились. Так и лежали всю ночь, тесно прижавшись, к разделяющему их, трупу сержанта.
На востоке небо стало светлеть. Приподняв голову, Никита вполголоса спросил:
– С какого взвода, земляк?
Лежащий за трупом солдат неожиданно резко откатился и привстал на четвереньки. На Никиту растерянно смотрел немец с каской убитого сержанта на голове. Потом быстро перевел взгляд на мертвого сержанта. Боковым зрением Никита отметил, что немец смотрит на свой автомат, лежащий на ногах убитого. Длинный рожок "шмайсера" упирался Никите в живот. Схватив автомат, Никита направил его на немца. Тот все также неподвижно стоял на четвереньках.