Вдоль по памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства. Шрамы на памяти

Единак Евгений Николаевич

Никита внимательно изучил, нарисованное и написанное мной на бумаге в светло-фиолетовую клеточку.

– Но на этой схеме в качестве генератора 6П3С! Схема не будет работать на другой лампе.

– Будет! Напряжение на аноде и экранной сетке подниму. Там рядом я карандашом уже написал. А на управляющей ничего трогать не надо, будет работать!

Никита уже смотрел на меня весело, как Боря.

– А сопротивления? Конденсаторы?

– Мощность сопротивлений надо увеличить. Я уже прикинул. Полуваттные заменю двухваттными, одноваттные - пятиваттными. Пойдет!

Никита

с грохотом развернул табурет:

– Зачем тебе такой мощный передатчик?

– Чтобы доставало подальше. До Елизаветовки, Дрокии. Свяжусь с Могилевом.

– А в Могилеве у тебя кто?

– Свяжусь с Володей, у него дома зарегистрированная радиостанция.

– Ты знаешь Володю?

– Знаю. Его позывной УО5КАВ. Я достал у него керамический каркас для контурной катушки.

– А ты в курсе, какое расстояние перекрывает приставка на Г-807?

– Тридцать-сорок километров.

– Больше! А при определенных условиях проходимости волн тебя могут услышать за сотни километров!

Я оживился:

– Так это же хорошо!

– Очень хорошо! Запеленгуют. Сейчас это очень легко делается. Приедут, тебе надерут задницу, приставку расколотят, а твоему отцу такой штраф выпишут, что он с самой Елизаветовки пешком прибежит сюда. Во будет пеленг!

Стоп! То, что он знал меня и отца, круто меняло дело! Но откуда? Надо быть осмотрительным. А я полагал, что в Дондюшанах я обрёл полную свободу! Я подозревал, что отца на станции знали многие. Но то, что его знал Никита, стало неожиданностью. Не иначе плопский киномеханик Миша ему рассказал, что у отца классное вино. А Мишу с Никитой вдвоем я видел однажды в чайной у Гендлера!

А Никита тем временем продолжал:

– Маломощные приставки тоже вне закона. Вы же засираете весь эфир! Ты хоть знаешь, какая радиостанция на трехстах метрах?

– Знаю. Кишинев. Но мой контур будет работать на 270 метрах. Мы с Аркадием Дудко уже подсчитали витки катушки.

Наконец-то он спросил, как меня зовут?

– Женя! Вас не трогают, потому что вы хоть каким-то делом заняты. Не хулиганите, не пьёте, не воруете. Потом в армии легче радистов из вас отбирать. А затем в техникум, а то и в институт радиолюбителей охотнее берут. Ладно! Помогу тебе.

Должен заметить, что приведенные выше слова из ненормативной лексики были самыми ругательными за всё время нашего общения с Никитой. Скорее всего, он не был святым, но в моем присутствии он всегда избегал "острых" выражений.

Приставку, я собрал как все, на 6П3С. Поскольку я жил на квартире у Сусловых, приставку я собирал у Никиты. У него же и испытали. Приставку я забрал и в тот же день был дома у Аркадия Дудко. Подключили к его радиоле. В тот вечер мы стали новоиспеченными "королями эфира". Крутили пластинки, передавали музыкальные приветы. На второй день мы искренне огорчились. Нашу передачу никто из одноклассников не слышал. Только Толя Руссу, лаборант кабинета физики в тот вечер засек наш первый выход в эфир.

Я стал частым гостем у Никиты. Оказалось, что кроме радио, кочегарки и дизеля он вообще был мастером на все руки. Часто открывалась дверь и Никиту звали, как он говорил, на аврал. То и дело слышалось:

– Никита, сепаратор сливки в обрат льет!

– Сальник молоко не держит!

– В кефирной пружина из закатки вылетела!

– Никита! На центрифугу! Вода в масле!

Коротко вздохнув, Никита поднимался. Оставив меня разматывать с каркаса сгоревшую катушку трансформатора либо ровнять алюминиевые пластины конденсатора, уходил, как сам говорил, в цеха.

Мне нравилось бывать у Никиты. Порой я засиживался у него допоздна. Тем более, что дом Сусловых, у которых я жил на квартире, находился в двух-трех минутах ходьбы от маслосырзавода.

Мне нравилась "радиомастерская" Никиты. Она находилась в узком помещении размером полтора на три метра. Там же в углу деревянный топчан, покрытый засаленным байковым одеялом. На узком столе постоянно стоял какой-либо радиоприемник, принесенный в ремонт. В конце стола груда наваленных деталей: трансформаторы, катушки, галетные и клавишные переключатели.

Отдельно в картонных коробочках лежали конденсаторы, сопротивления, винтики и гаечки по размерам. В посылочном ящике радиолампы. На столе два тестера: ТТ-1 и Ц-20. В фанерном ящике в углу были свалены электроплитки и утюги. Однажды я застал Никиту, ремонтирующим охотничье ружьё. Многие в поселке пользовались безотказностью Никиты.

Мне нравились Никитины паяльники. Большой был самодельным. Маленький 40-ваттный постоянно дымился на подставке. Саму подставку для паяльника Никита называл кормушкой. Когда паяльник прогревался, Никита нажимал сбоку кнопочку и паяльник через диод переходил в щадящий режим нагрева. Когда Никита снимал паяльник с кормушки, микропереключатель включал паяльник напрямик, нагрев шел интенсивнее.

То, что стены были небелеными, большое окно закопченным, по углам и с потолка свисала черная паутина, что постоянно стоял гул топки, шум дизеля, запах гари, перемешанный с устоявшимся густым запахом горелого табака дешевых сигарет "Нистру", меня не смущало. "Кабинет" Никиты казался мне почти сказочным, недостижимым. В свои 14 лет я еще не задумывался серьезно о будущем, о выборе профессии. Тогда мне казалось, что ради такого вот "кабинета", я мог бы выучиться и работать мотористом на маслосырзаводе.

С первых дней нашего знакомства я спросил, как называть его по отчеству, так как он был намного старше меня.

– Зови меня просто: Никита. Хватит. И давай на ты.

Мне было неловко, но скоро я привык. Мои сверстники, слышавшие моё обращение к нему, вероятно, полагали, что мы были родственниками.

Никита охотно делился со мной радиодеталями, даже если какая-либо из них была у него в единственном экземпляре. Когда я приходил к нему, часто он отсутствовал. "Кабинет" его всегда был открытым. На замасленных дверях не было ни замка, ни крючка. Небольшой самодельный крючок, скорее всего сработанный самим Никитой, запирал тесное помещение изнутри. Единственный замок висел на дверце тумбочки стола, в которую Никита в конце работы укладывал тестеры.