Вдова
Шрифт:
— Где тут поблизости открытый бар? Двигай!
— Горит, что ли?
— Они в постели. Голые.
— Ну и что ты собираешься делать?
— Позвоню ее матери.
— У тебя с головой не в порядке. Взгляни на часы!
— Ну и что? Она велела мне звонить в любое время, хоть днем, хоть ночью.
— Это так говорится… Сейчас уже два часа ночи!
— Трогай! Остановись, где открыто. Я все же позвоню!
Тяжелый «бьюик» сорвался с места, проскочил на красный свет и повернул направо.
Рони Бейли был писателем. По крайней мере, так считал он сам. А точнее,
Время, однако, шло, а признание не приходило, и у Рони поубавилось уверенности относительно лучезарного будущего. Восторженные отзывы немногих друзей уже не могли снять годами копившуюся в нем злобу на тех бездарных выскочек, которые наживались на огромных тиражах своих книг. Короче говоря, эти свиньи жили, ели, путешествовали, ничуть не сомневаясь в своем будущем. Правда, у него еще была Пегги…
Эта женщина, которую все считали легкомысленной, морально поддерживала его как никто другой. Десять — двенадцать страничек текста, над которыми он работал неделями, вызывали у нее именно такую реакцию, какую он и ожидал. Пегги искренне восхищалась его изысканным стилем, по нескольку раз перечитывая цветистые, исполненные глубочайшего смысла фразы, которые, по ее мнению, доходили прямо до сердца.
К несчастью, хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать тех, кого, кроме Пегги, интересовали литературные опусы Рони. «Конечно, — размышлял он. — Даже образованные люди теряются в моем обществе. Как это тяжело — носить в себе такое интеллектуальное богатство и делить его лишь с горсткой избранных».
Его рука потрогала в кармане две сложенные вчетверо странички. Найдет ли Пегги время прочитать их? По стажу Рони был самым давним ее любовником. Когда она хотела его видеть, то звонила в любое время суток. И он тут же являлся. Иногда она, голая, сразу кидалась к нему навстречу, прежде чем Рони удавалось сказать хоть слово.
Два часа ночи… Нет, она, конечно же, позвала его ради «этого», а вовсе не затем, чтобы обсуждать его творения. Поднимаясь на сорок третий этаж, Рони с горечью думал, что по большому счету между ним и вибромассажером особых различий не было. Единственное отличие заключалось в том, что он мог говорить, а вибромассажер просто гудел, выполняя свои функции. С ним Пегги можно было ничего не опасаться. Все происходило без всякого риска, так сказать, стерильно. Раздевание, постель, ванная, мыло, халат… Рони нажал на кнопку звонка. Ему открыла взволнованная и совершенно одетая Пегги. Не ожидая, пока за ним закроется дверь, она вернулась к телефону. Рони хотел было
— Повторите адрес! — Пегги быстро записывала. — Сейчас приеду. — И, повернувшись к Рони, выпалила: — Неприятности с дочерью. Мне очень жаль, но сегодня ты не можешь остаться, я должна привезти ее домой.
Натянув пальто, она схватила сумочку, ключи и, не дожидаясь ответа, выбежала в холл, вскочила в лифт. Оттуда донесся ее голос:
— Захлопни дверь, когда будешь уходить!
— Это здесь. Третья дверь по коридору. Может, мне войти первым?
Пегги, не отвечая, шла вперед. Нико и Фредди семенили позади. Нико предложил еще раз:
— Может, мне войти…
Она рассеянно глянула на детективов, словно видела их в первый раз, и категорически бросила:
— Убирайтесь!
Они нерешительно топтались в коридоре, не зная, что делать. Пегги постучала в дверь.
— Пошли, — шепнул Фредди Нико. — Подождем внизу. — И они побрели на лестничную площадку.
Сердце у Пегги колотилось так, что казалось, еще секунда — и оно выскочит из груди. Кипя от злости, она решила надавать пощечин этому мерзавцу, а Лон за уши притащить домой. А что будет потом? Дверь приоткрылась… Сначала показалась прядь золотистых волос, потом лицо с поразительными голубыми глазами, которые округлились от удивления, но в ту же секунду сузились в щелочки от улыбки, которую парень никак не мог сдержать. Потом дверь распахнулась, и Пегги увидела убогую комнатушку, главным украшением которой была кровать, а на ней лежала нагая Лон. У Пегги защемило сердце. Но прежде чем она опомнилась от изумления, парень прыснул со смеху. Да он чокнутый, этот тип! Придерживая обмотанное вокруг бедер полотенце, он с трудом произнес:
— Лон! Твоя мать! Твоя мамуля!
Лон приподнялась и устремила неподвижный взгляд прямо в лицо матери. Вся ее поза выражала решительность, которой раньше за ней не замечалось.
— Одевайся! — скомандовала Пегги.
Дочь не шелохнулась. А дальше стали происходить совсем уже невероятные вещи: парень преспокойно улегся в постель рядом с Лон. И Пегги растерялась.
— Зачем? — спросила Лон.
— Поедем домой!
— О каком доме ты говоришь? У меня его нет.
— Чарлен, ты поедешь со мной немедленно! А этот мерзавец пусть убирается!
— Еще чего! — лениво огрызнулся Квик и спокойно закурил. — Я у себя дома. Или почти что дома.
— Чарлен! — крикнула Пегги дрожащим голосом. — Ты хотя бы отдаешь себе отчет?
— В чем, мама?
— Ты все сказала? — заорала Пегги. Изумление уступило место бешеной ярости. Ее дочь, еще вчера сосавшая соску, сегодня валялась в этой мерзкой комнате с уличным бандюгой! Она бросилась к Лон, сдернула простыню и схватила негодяйку за руку.
— Эй! — вмешался Квик. — Не надо так нервничать.
— Шлюха! Потаскуха! А ты заткнись! Я тебя за решетку отправлю.
Она размахнулась, чтобы ударить Квика, но тот небрежно парировал удар.
— Не вмешивайся, Квик, — попросила Лон. — Я ухожу.
— Почему? Это ей надо уйти.
— Что?! — опять закричала Пегги. — Сволочь! Бандит!
Лон без всякого стеснения стала одеваться, а взбешенная, растерянная Пегги старалась заставить себя не смотреть на нее.