Вдова

Рей Пьер

Белиджан неожиданно улыбнулся ему, но не ответил, а сходил за бутылкой, вылил ее содержимое в большой стакан, протянув его Джереми.

— Чем обязан? — подозрительно покосился тот.

— Ты только что подкинул мне потрясающую идею! Пока не все ясно, но я думаю…

— Думаешь, что удастся предотвратить удар?

— Ни о чем не беспокойся, предоставь это мне! Если случайно увидишься с Пегги, не говори ей ни слова! Держись с ней как и прежде, до нашего разговора. Договорились?

— А если она потребует у меня деньги?

— Они у

тебя есть?

— Нет! Вообще-то есть. Но у матери.

— Тогда все просто. Отдай их ей словно ничего не произошло!

Отдать два миллиона, которых у него не было, и делать вид, что все в порядке?! Желудок Джереми спазматически сжался: не успеешь избавиться от одного кошмара, а тебя подстерегает другой.

— Дурака валяешь, да? После всего что ты мне сказал!

— Забудь об этом. Постарайся по крайней мере. Иначе мы все загремим.

— Мне бы тоже хотелось суметь забыть, — плаксиво запричитал Джереми. Он с видимым отвращением осушил свой стакан, надел пиджак и вышел.

* * *

— Это здесь, — сказал шофер. — Эримопулос! Дальше ехать нельзя, иначе завязнешь в песке! Вы надолго?

— Не знаю.

— Ну хотя бы примерно?

— Не знаю.

Шофер нахмурился.

— Хорошо, тогда, с вашего позволения, я пойду окунусь. Если понадоблюсь, найдете меня на пляже.

Пегги вызверилась на него.

— Я плачу вам не за морские купания. Будьте добры оставаться в машине, даже если меня придется ждать полгода.

Настроение у нее было собачье. Путешествие ее утомило, стюарды в самолете еле шевелились. Вертолет в Афинах не был готов к полету, что-то там сломалось. И, наконец, на Крите ей подвернулся не шофер, а любитель морских купаний. Но самым худшим было то, что тело ее, превращенное в сейф, пока еще не возвратило проглоченный бриллиант. По лицу шофера она поняла, что тот готов устроить скандал. Ничтожество! Ни слова не говоря, Пегги сняла большие темные очки и несколько секунд смотрела на негодяя убийственным взглядом. Этого оказалось вполне достаточно: парень увял и моментально снял фуражку.

Высаживая красотку, он невольно залюбовался ее кругленькой попкой в джинсах и торчащими под прозрачной блузкой сосками. Похоже, малышка заявилась сюда на свидание к какому-нибудь старикану с тугой мошной. Ни один мужчина в Греции моложе пятидесяти не может позволить себе платить такие деньги за «роллс-ройс» с личным шофером.

— Слушаюсь.

Он подождал, пока дамочка удалится, и только тогда надел фуражку.

Пегги изнемогала от жары, ноги ее увязали в песке. Она сняла туфли и направилась к пальмовой рощице, которая виднелась среди дюн рядом с каким-то бараком. Повсюду стояли палатки и крытые прицепы с иностранными номерными знаками. Ей был известен номер «фольксвагена», взятого Чарлен напрокат, но прежде чем заняться поисками, она хотела насладиться этим воздухом, этой атмосферой, яркими красками синего неба и моря. Она любила эту страну, и как всем, кто ее тоже любит, Греция чуть-чуть принадлежала

и ей. Сократ когда-то высокопарно клялся подарить ей свою страну.

Если б не ее слишком чистые волосы и слишком темные очки, она легко могла бы сойти за одну из девчонок в купальниках, загорелых, безразличных ко всему и ко всем, кто попадался им на пути. Причиной полусонной вялости и мягкой небрежности идущих навстречу ей девиц и парней, конечно же, была марихуана.

Пегги подошла к бараку и ощутила нечто вроде укола в живот: там, прислонившись к стволу пальмы, прямо на песке сидел Квик и возился с гарпуном. Напрягшись, Пегги сделала три шага в его сторону. Он поднял голову, когда она его закрыла своей тенью. Сухим голосом она бросила:

— Я приехала за Чарлен. Где она?

Квик сделал большие глаза, словно увидел привидение, и улыбнулся.

— Мамуля, — съязвил он. — Вы загнали меня в угол!

— Где Чарлен?

— Как вы здесь оказались?

Лицо Пегги исказилось, побледневшие губы вытянулись в узкую щель.

— Где моя дочь?

— Там, наверное, в фургончике. Идите посмотрите.

Пегги круто повернулась и быстро обошла барак, обнаружив за ним фургон, двери которого были распахнуты настежь. Чарлен там не было. Пегги задержала взгляд на двух надувных матрацах, валявшихся всюду свитерах и плавках, на маленькой косметичке, которую она подарила дочери в день ее шестнадцатилетия. Здесь же было сложено подводное снаряжение и кислородные баллоны.

Заметив плитку, Пегги поморщилась: ее дочь подогревает кофе своему дурачку! Это уж слишком! На любой из яхт, принадлежащих самым именитым семействам, сочли бы за честь принять дочь Скотта Балтимора, а Чарлен застряла на этом жалком пляже, облюбованном наркоманами и бродягами! Вне себя от унижения, Пегги снова пошла к бараку. Она свернет шею этой скотине! Совращение несовершеннолетней, вымогательство денег — вот в чем можно будет его обвинить. Эта мысль, промелькнув в голове, словно в зеркале отразилась и на ее лице.

Но Квика под пальмами не было. Она обвела пляж глазами и увидела его спину, исчезавшую за песчаным холмом по направлению к морю. В руках он нес большую сумку. Она догнала его.

— Эй, вы!

Квик остановился, обернулся и позволил ей приблизиться.

— Чарлен там нет!

Он спокойно спросил:

— И что вы предлагаете мне делать?

— Я здесь не одна и сейчас же иду за полицией!

Парень рассмеялся.

— Вы привезли их на вертолете?

— Я спрашиваю в последний раз — где Чарлен?

— Послушайте, очень жарко, я хочу поплавать. Отстаньте от меня! Лон не обязана никому докладывать о своих разъездах! Может, она пошла в порт? Может, куда еще? Я не знаю, понятно! И перестаньте дергаться, изображая безутешную благородную мать!

— Я упрячу вас в тюрьму!

На лице Квика появилась обезоруживающая улыбка.

— За какие преступления?

— Сутенерство! Вы живете за ее счет! На мои деньги!