Вдовец
Шрифт:
Он ожидал, что ответная телеграмма от ее родителей придет еще накануне вечером, их молчание его беспокоило. Правда, служащий похоронного бюро сказал ему, что все хлопоты по организации — катафалк, вынос, захоронение на кладбище Иври — лежат на нем, разве что родители выразят желание…
Прежде чем отправиться в мэрию II участка, он сделал крюк, чтобы забежать домой.
— Телеграмму так и не приносили?
Мужа консьержки во дворе не было — он, очевидно, пошел отнести стул заказчику. В их коморке,
— Нет. Тут к вам приходили двое, мужчина и женщина. Спрашивали вас.
— Они не назвали себя?
— Сказали только, что они родители вашей жены.
— Где они?
— Они довольно долго стояли на площадке лестницы, потом во дворе, все шептались чего-то. Потом ушли. Спросили только, почему покойница не доставлена сюда. Я не знала, что отвечать. Они вроде бы недовольны.
— Собирались они сюда вернуться?
— Про это они ничего не сказали.
Он пешком отправился на Банковскую улицу, вошел в огромное здание мэрии, следуя указателям на стенах, добрался до отдела гражданских состояний и наконец обнаружил дверь, на которой была надпись: «Заявления о кончине».
Перед этой дверью, словно на часах, стояла пожилая пара, мужчина и женщина, оба коротенькие, коренастые и чем-то неуловимо похожие друг на друга. Чувствуя, что они рассматривают его с ног до головы, он толкнул дверь, вошел в небольшой узкий коридорчик и подошел к окошечку, врезанному в перегородку из потускневшего стекла.
Пожилая пара вошла туда вслед за ним, и, когда он назвал служащему свое имя, женщина громко сказала:
— Говорила же я тебе, это он и есть.
Служащий, по-видимому, был уже в курсе дела.
— Эти господа уже давненько вас дожидаются, — сказал он. — Как видно, вам придется договориться между собой, прежде чем оформлять документы.
Весьма нелюбезным тоном женщина отрекомендовалась:
— Мы — родители Жанны.
И, толкая локтем мужа:
— Поговори-ка с ним ты, Жермен.
У него было загоревшее на солнце, задубевшее от морской воды лицо. Видно было, что он чувствует себя неловко в своей новой черной паре, крахмальной рубашке и лаковых туфлях, которые, видимо, ему очень жали.
— Мы, значит, как утром приехали, так сразу прочли в газете… — начал он, — а ехали мы, значит, ночным поездом, оттого что раньше было не выехать, и потом, если другим поездом — пришлось бы делать пересадку в Пуатье…
Она прервала его и почти угрожающим тоном:
— Короче говоря, только здесь мы узнали, что дочка наша сама на себя руки наложила, такого в нашей семье сроду не бывало. И никто вам теперь не поверит, что она была с вами счастлива, коли ей понадобилось бежать убивать себя где-то в гостинице. А я-то себе голову ломаю, почему это она нам не пишет, почему в гости не едет. Ну уж теперь,
Она выпалила все это залпом, бросая на мужа торжествующие взгляды, и прибавила, как бы призывая в свидетели служащего в окошке:
— Я же говорила давеча этому месье и еще скажу: мы до высокого начальства дойдем, чтобы ее отдали нам, пусть похоронена будет как полагается, в родной деревне, будет хоть кому на могилку прийти, кому цветочков принести…
— Хорошо, — только и произнес Жанте.
У него пересохло горло. Служащий удивился:
— Как? Вы согласны?
Он пожал плечами.
— И тем не менее, заявление о кончине надлежит сделать вам.
— Да, я принес документы.
Совсем как тогда, в среду, повторял тот иностранец в полицейском участке, только и разница, что у него-то документы в порядке. Кажется, одна бумага оказалась даже лишней, и служащий, заинтересовавшись необычным случаем и боясь ошибиться, стал звонить в комиссариат VIII участка, прося разъяснений.
Заполняя бланки, Жанте тихо сказал, обращаясь к супругам Муссю:
— Да, гроб я уже заказал.
— Ну и что? О чем же тут разговаривать?
— Так куда мне его доставить?
— Куда доставить?.. Она сейчас где? Все в этом институте, как его там, а, Жермен?
— Запамятовал название…
— Да, она все еще там.
— Ну тогда… Я думаю, там все это и сделают.
— А потом?
— Что потом? Вы отправите тело к нам, в Эснанд, и дело с концом. Разве мы с вами не договорились?
Несколько минут назад, говоря о перевозке тела, она сказала:
— Пусть это дорого обойдется, наплевать.
Не встретив, против ожидания, никакого сопротивления с его стороны, она уже воспользовалась этим, чтобы отнести перевозку на его счет.
— Хорошо.
Спорить он не стал, но почувствовал облегчение уже от того, что гроб не придется привозить домой и не будет всей этой церемонии похорон, которая привлечет внимание всего квартала.
— А как же ее вещи? С ними как будет?
— Какие вещи?
— Ну все ее добро, всякие платья, все, что у нее было? Это может пригодиться ее сестрам.
Она была зла на мужа, что он все не решается заговорить о том, о чем они заранее условились.
— Кажется, ты собирался о чем-то спросить, Жермен?
Муж густо покраснел, делая вид, будто роется в своей памяти.
— Ах да! Это насчет денег.
— Каких денег?
— Должны же были быть у нее какие-то деньги… И мебель… Словом, как водится у приличных людей….
— Когда она пришла ко мне, у нее было одно платье, то, что на ней.
— Но ведь к тому времени она уже два года как работала…