ВДВ. С неба — в бой
Шрифт:
Подошли майские праздники 1963 года, отмечали их, как принято в армии: построение личного состава всего гарнизона, поздравление старшего начальника и праздничный обед. После обеда народ засобирался в город по увольнительной. У многих солдат в городе появились знакомые девушки. Комбат мне и Николаю тоже выдал увольнительные. В незнакомом городе мы себя чувствовали несколько неуютно. Купили мороженого. Побродили, обращая внимание на литовских девушек, почитали вывески на магазинах и вернулись в казарму. Дневальный по батарее, отмечая наше прибытие, спросил: «А почему так рано, девчонок не встретили, что ли?» Николай ему ответил, что нам девчонок родители не разрешают еще заводить. Оглядели еще разок себя в зеркале, сдали парадку в каптерку, переоделись в повседневную форму одежды и пошли мы в ленинскую комнату родителям письма писать.
В то время, когда я служил солдатом, были в моде всякие наколки, особенно с символикой ВДВ. Солдаты с хорошей каллиграфией в подразделениях всегда были на виду у командиров. В батарее уже все знали, что я хорошо рисую и почерк у меня каллиграфический. Виной тому отец, он иногда вспоминал, что его сын ходит в школу и периодически проверял тетради. Если ему что-то не нравилось, вручал мне чистую тетрадь, и я должен был заново все переписывать. В армии, в часы отдыха, я был нарасхват. Рисовал на руках, на плечах самолеты и парашютистов. Далее солдаты синими или черными чернилами делали друг другу наколки. Иногда даже с соседней батареи заходили ветераны, чтобы я нарисовал им десантную символику. В батарее я часто выполнял обязанности писаря. Составлял расписание занятий для личного состава на учебную неделю, оформлял стенды в ленинской комнате, и, конечно же, в мои обязанности входило оформление боевого листка взвода.
В путь за звездами
В конце мая для молодых солдат были спланированы занятия по вождению самоходок. Мы шутили, мол, из нас решили сделать суперменов, но это, оказывается, предусматривается программой боевой подготовки. На все несколько часов, за которые мы должны были ознакомиться с силовой установкой и проехать несколько километров по пересеченной местности. В целом мы были знакомы с самоходной установкой, во время обслуживания механики-водители кое-что рассказывали нам. Занятия эти для нас были интересными. Да и за рычагами управления хотелось себя проверить. Конечно, рядом с нами постоянно находились штатные механики-водители, они контролировали наши действия. Кое-какие навыки в вождении самоходок мы получили. Я, например, мог самостоятельно завести самоходку и даже ехать на ней. Для десантника очень важно уметь в тылу противника такого класса машину завести и уехать. Подобные вопросы и сейчас предусматриваются программой боевой подготовки парашютно-десантных подразделений, а тем более разведывательных.
Во время занятий по вождению подъехал замполит дивизиона, майор Гусев, он стал интересоваться, как организовано занятие, как соблюдаются меры безопасности, где оценочные показатели. Комбат ему все доходчиво объяснил, и вдруг он задает вопрос: «Тепляков, а сколько у тебя в батарее человек, которые имеют десять классов образования?» — «Трое. У остальных семь и восемь классов». — «Не жирно! — продолжил замполит. — Из штаба дивизии запросили списки военнослужащих, желающих поступить в Рязанское десантное училище. От самоходного дивизиона необходимо три кандидатуры. Вот так, комбат, давай думай», — сказал комиссар и уехал. В армии вопросы решались быстро. Я находился недалеко от комбата. Он меня заметил, подзывает к себе: «Скрынников, у тебя есть желание поступить в десантное училище?» — «Не думал об этом, товарищ капитан», — ответил я. «Думай, а утром мне свое решение доложишь! Ты понял?» — «Так точно». Многие искренне советовали подумать и поехать в училище, но больше было тех, кто отговаривал от поездки.
Обсуждение напоминало Новгородское вече. Я и не думал о карьере офицера. Вечером около столовой встретил своего земляка Александра, рассказал ему, что комбат порекомендовал мне поступить в училище. Александр спросил: «Тебе нравится жизнь твоих командиров, которые с утра до вечера в подразделении, да и не только в подразделении? Заступают на сутки на всевозможные дежурства, уезжают на полигоны и вообще подолгу находятся без семьи. Если тебя такая жизнь устраивает, давай, поезжай и попробуй поступить. Ты еще об одном подумай, служить тебе не три года, как сейчас, а все двадцать пять лет, понял перспективу?» Я задумался. Разговор перешел на другую тему. Что из дома пишут, какие там, на родине, новости? Кто женился, кто крестился, кто из армии вернулся? «Если примешь решение ехать в Рязань, не забудь зайти предупредить и проститься. Да, слушай, чуть было не забыл, мне отпуск вчера командир объявил. Через неделю-другую поеду домой. Обязательно проведаю твоих родителей. Передам им привет от тебя не бумажный, а самый что ни на есть настоящий». От его новости я почему-то загрустил, Александр это подметил: «Не переживай, на следующий год и ты поедешь. Осталось полгода». После вечерней поверки ко мне подошел Рудько: «Миша, Тепляков вечером меня вызывал и предложил ехать поступать в десантное училище, а я в десантное не хочу. А ты поедешь?» — спросил он меня. «Не знаю!» После отбоя долго уснуть не мог.
Утром на построении для развода на занятия комбат меня подозвал к себе и, впервые поздоровавшись за руку, спросил: «Ну как, надумал?» Я не знал, что ему ответить. «Давай вместе с Рудько после развода зайдите к начальнику штаба дивизиона. Он выдаст вам перечень документов, какие вы должны собрать для поступления в училище. Ты понял, что нужно от тебя?» Возражать комбату не стал и ответил: «Так точно, понял!» — «Становись в строй». Проходя мимо Николая, увидел на его лице улыбку. Он понял, зачем комбат меня подзывал к себе. Комбату нужно выполнить приказ, вот он и давит меня с другом. После развода на занятия мы зашли в штаб и стали дожидаться, когда начальник штаба освободиться и сможет нас принять. Пока мы стояли около двери кабинета, к нему зашел командир дивизиона, подполковник Борисов. Долго он в кабинете не задержался, а выходя, спросил: «Вы к начальнику штаба?» — «Так точно», — ответили мы дружно. «Ну заходите». Мы зашли и доложили о цели прибытия. «Офицерами хотите стать? Приветствую ваше решение, молодцы! Вот вам перечень документов. До конца июня все собрать, а сейчас свободны». Мы направились к себе в казарму и по дороге встретили комбата. «Поспешите на спортивный городок, батарея там».
Занятие по физической подготовке заканчивалось, но нам пришлось некоторое время повисеть на гимнастических снарядах. Солдаты нас уже стали подначивать. В хороших воинских коллективах злой и черной зависти никогда не было. Шимкус, например, смеясь, говорит: «Миш, а кто мне нарисует на плече десантника?» Шутки в наш адрес продолжались бы и дальше, но командир взвода оборвал шутников. До самого обеда занятия проходили на танко-огневом городке. На этой учебной точке занятия всегда проходили интересно. Стрельба велась винтовочным патроном, но все напоминало боевую обстановку. Одним словом, солдат чувствовал себя и действовал, как во время боевой стрельбы на полигоне. После обеда написал родителям письмо. В нем подробно изложил, что мне предлагает командование, и попросил выслать необходимые документы. Где-то через неделю я получил заказное письмо от родителей. Отец в письме от поступления в училище не отговаривал, но и не ратовал сильно. «Сынок, ты у нас уже взрослый, выбор сделай сам. Документы, которые ты просил, высылаем, за исключением свидетельства о рождении. Нигде не можем найти, куда-то затерялось». Пришлось доложить лейтенанту Пантелееву, что нет свидетельства о рождении. Он вместе со мной зашел к начальнику штаба дивизиона, изложил мою проблему. Дворников рассудил так: завтра нужно поехать в Капсукас, зайти в загс и рассказать все заведующей. Такой случай у нас уже был, и там этот вопрос решили очень быстро. На следующее утро я получил увольнительную записку и стал собираться в Капсукас. Собираться, громко сказано. Начистил сапоги, несколько рублей взял. Вот и все солдатские сборы. Вышел на дорогу, около остановки народа нет, стою десять минут, стою двадцать, а долгожданного автобуса тоже нет. Мимо проходила женщина и подсказала, что автобус будет только после обеда. Вот это да, а как же мне быть? Решил идти пешком. От города отошел на приличное расстояние, слышу, сзади едет грузовик. Махнул рукой, грузовик остановился. «Далеко, сынок, идешь?» — «В Капсукас», — ответил я. «Садись, подвезу». Водитель был возраста моего отца, и, возможно, его сын тоже служил в армии, поэтому он, не колеблясь, взял меня с собой. Подвез меня прямо к зданию загса. Поблагодарил я водителя, попытался дать ему рубль, от денег он категорически отказался. В загсе действительно ко мне отнеслись с пониманием, и через некоторое время с моих слов был составлен нужный документ. Всего несколько копеек пошлины уплатил. Сегодня солдатской получки на дорогу бы не хватило. Помню, от радости сильно благодарил сотрудниц загса. Вышел в приподнятом настроении, чуть ли не с песней отправился обратно в Калварию. Прошел километров пять. Немного стал уставать, но надо идти. Прошел еще пару верст. Слышу, догоняет легковой автомобиль. Оглянулся, а он уже рядом и притормаживает. Открывается правая дверь, вижу полковника. Сразу принимаю положение «смирно». «Откуда, солдат, идешь?» — «Из Капсукаса, товарищ полковник!» — «А далеко идешь?» — «В Калварию». — «Какие дела решал в Капсукасе?» — продолжает полковник. — «Решил поступать в десантное училище, а свидетельства о рождении нет. Вот и пришлось за документом в Капсукас ехать». — «И документы у тебя есть?» — «Так точно», — и показываю военный билет с увольнительной запиской, а в придачу и само свидетельство. Проверил полковник мои документы и пригласил сесть в машину. Вот так первый раз проехал в легковом военном автомобиле. Да еще с начальником политотдела нашей дивизии. Правда, я об этом узнал по приезде в Калварию от комбата, который от начальника политотдела получил небольшую взбучку за то, что одного молодого солдата в другой гарнизон отправил. Он подумал, что я дезертир или самовольщик. Подвез меня полковник к штабу дивизиона, а там весь бомонд дивизиона собрался. Это я уже позднее сообразил, что из штаба дивизии предупредили о приезде начальника политотдела. Вот руководство и вышло встречать высокого дивизионного начальника. И своего солдата рядом с начальником увидели.
Полковник мне на прощание пожелал успешного поступления в училище и отпустил на все четыре стороны. Историю, которая приключилась со мной, пришлось рассказать экипажу, а когда все это подтвердил комбат, да еще несколько соленых шуток добавил, личный состав чуть ли не аплодисментами приветствовал меня. «Ай да молодец, салага! Вместе с начальником политотдела к штабу дивизиона подкатил. Видно, ты правильный выбор в жизни сделал, давай, дерзай!»
Потом комбат добавил: «Не забудь, за тобой выпуск стенной газеты. Возможно, это будет и последний твой выпуск, так что постарайся».
Подошла суббота, комбат вызвал в канцелярию: «Скрынников, надо составить на следующую неделю расписание занятий, Данилин еще не вернулся из отпуска». Надо так надо. Попросил у комбата программу боевой подготовки артиллерийских подразделений и сразу приступил к работе. Расписание составил к обеду, комбат проверил, недостатков не обнаружил и тут же утвердил его. После обеда пришлось трудиться над боевым листком. Напряжение было такое, как будто бы действительно в последний раз. В выходной день опять пришлось рисовать самолеты и парашютистов на ветеранах, оставляя им память о совместной службе и о себе. Потом и сам прилег немного отдохнуть. Слышу через спинку кровати, мне кто-то из стариков говорит: «Салажка, не ленись, принеси воды попить». Я было собрался идти, а Чувашов мне говорит: «Отдыхай». Повернулся к соседу: «Посылай своего, а нашего не трогай». — «Так ведь у нас в экипаже нет салаги». — «Ну тогда сам иди и напейся воды». — «Да что-то нога болит». — «Тогда лежи спокойно и не возникай».
Вот так в то время защищали права молодых солдат старшие товарищи. Сейчас, когда об этом рассказываешь, молодежь удивляется. Неужели так было когда-то. Да, было, и не так уж давно. Еще живы и здравствуют те, кто служил в то время в Советской армии.
Наступил июль. Я чувствовал, что вот-вот моя жизнь изменится коренным образом.
Буквально через несколько дней в штабе дивизиона я получил вещевой и денежный аттестаты, а также небольшую сумму денег и проездные документы на железнодорожный транспорт через Москву до Рязани. Старшина выдал мне новый вещевой мешок. В него я сложил свой нехитрый солдатский скарб. Получил парадный мундир, аккуратненько пришил свежий подворотничок. Личный состав батареи уже знал, что мы завтра уезжаем поступать в училище. Вечером ко мне зашел Александр, он только что вернулся из отпуска и заходил к моим родителям. Конечно же, мама постаралась и напекла для меня всякой вкуснятины, все это с приветами от родных, знакомых и передал мне земляк. Вовремя приехал, а ведь мог и не застать. Родительский гостинец я разделил на всю батарею, понемногу, но каждому досталось. Все были очень довольны и благодарили моих родителей. Утром после завтрака комбат построил батарею. Мы с Николаем вышли из строя, и командир в дорогу сказал нам несколько теплых слов. Много хорошего говорили старослужащие. От всего услышанного на душе стало так тоскливо, что не хотелось уезжать.