Вдвойне любимая
Шрифт:
Вздохнула, проглотила кусочек воздушного пропитанного соком ягод бисквита и начала с самого начала…
Савелий
– Вы воспринимаете дар, как проклятье, – сетовал Эрик Юханссон – лучший сенсорный терапевт в Европе.
– Но я читаю не только брата. Всех! Ещё года четыре назад так не было.
– Ваша гиперчувствительность развивается, герр Савелий, – развёл руки немолодой мужчина. – Изменение сенсорной системы человека – процесс эволюционный. Такие как вы – первые ласточки. Уже даже телепатами никого не удивишь. А вы просто уникальны…
– Мне сдаться на опыты? – угрюмо поинтересовался.
– Ну зачем
– А можно не сразу? – я усмехнулся.
– Ирония? – иностранцам трудно даются тонкости русских смыслов. – Я хочу сказать, что эмпатия уже не редкость и хорошо изучена, тысячи людей живут, осознавая свои возможности, и сотни тысяч – нет.
– А что я чувствую собак и воробьёв – это вписывается в эволюцию? – конечно не до такой степени – я утрировал, но какая-то дикая связь с животным миром меня угнетала – я просто не мог смотреть на страдающих животных, они какой-то частью моей эмпатии приравнивались к людям.
– Конечно! Вы только представьте будущее человечества: полное единение с природой, понимание страданий любого существа, насилие станет просто невозможным… – эскулап вдруг замолчал и вздохнул: – Вы могли бы стать величайшим писателем.
– Мне и продюсером хорошо…
Я совсем не разделял его яркого воодушевления и даже радости. С этой чёртовой чувствительностью мы с братом даже с разными девушками не можем быть – природа разделила наши тела, а сенсорику оставила одну на двоих, и это ещё усугублялось и без того тесной связью с близнецом. Разделить, что чувствую я и брат, просто невозможно. Мы с ним как сообщающиеся сосуды. Уже в детстве это приносило немало проблем: один ударился – болит у обоих, один боится – второй тоже, о болезнях вообще говорить трудно, а вспоминать, какой ад я испытал, когда Сергей попал в аварию…
Теперь стало ещё хуже: мы неизбежно испытываем одинаковые чувства к одной девушке. Единственное, характеры у нас всё же разные, но лишь потому, что в той аварии выжил только брат, и мне пришлось не сдохнуть самому, пока он лежал в коме, и стать старшим, хотя родился я вторым. Да это неважно. Эта катастрофа усугубила мою чувствительность ещё больше: как сказал Эрик Юханссон, брат стал для меня человеком-целью, я считывал его пассивно, и сделать с этим ничего нельзя. Мой дар – а для меня проклятье – сильнее, чем у Сергея, и он развивался дальше. Мне снились кошмары… и брат появлялся на пороге моей комнаты мокрый от липкого пота, молча садился рядом, и мы старались справиться вместе.
Но можно справиться со страхом, с болью – с чем угодно, но есть чувство, с которым справиться невозможно, оно не поддаётся логике, не контролируется сознанием – любовь. Именно из-за неё мы впервые обратились к сенсорному терапевту – это очень редкие специалисты, в России нет ни одного. Россия оказалась на редкость приземлённой в этом смысле страной, я бы даже сказал – отсталой. Всё, что выходит за рамки обычного, в ней не принято и доведено до абсурда битвами «экстрасенсов». Скажи кому-нибудь, что ты особенный – покрутят у виска и спросят, что пил или курил. Но ни в одной другой стране мира так к подобным утверждениям не относятся. «Людей отрывают от собственной природы, рвут связи с землёй, чтобы распродать. Не люди – тени», – говорил отец, когда мы с братом жаловались на насмешки не только сверстников, но и взрослых. Когда подросли, стали скрывать нашу особенность, чтобы не упекли в психиатричку. Но нам ещё по двадцать пять лет, вся жизнь впереди. Мы влюблялись… и получали неразрешимые проблемы: любил Сергей – я намертво привязывался к той же девушке. И наоборот.
Однажды целенаправленные поиски помогли нам встретить Лизу. Она тоже была эмпатом, но слабым.
Мы с Сергеем – просто сточные канавы для эмоций окружающих людей. Пусть мы чувствуем других не так остро, но всё же чужие эмоции порой перехлёстывают наши собственные.
Яра – ещё одна наша попытка устроить личную жизнь. Но если Лиза была рада трахаться с нами двумя, то эта пепельная красавица – совершенно другая. Мы оба испытывали к ней симпатию: я более глубокую, а брат пока просто наслаждался и не верил, что эта попытка – уже даже не третья, было ещё две – на этот раз основательно подготовленная, завершится успехом. Мы не переживали, что будем ревновать – прошли этот этап и приняли как ещё одно неизбежное зло, мы переживали, что нас не полюбит Яра. Сергей хорохорился и ёрничал, но именно он оказался более уязвим, поэтому основная роль добиться взаимности от девушки легла на него. Но я, как «второе пришествие Сергея», должен быть любим ею не меньше. Иначе всё зря.
Это будет тяжёлая игра. Не по правилам. Но эволюция не оставила нам выбора. Мы с братом – явный перекос в её генетических экспериментах.
***
– Слушай, ну ведь красота какая! – Светлана крутила в руке украшения, подаренные Сергеем, и глаза её, как два фонарика, сияли ослепительно голубым светом. – Вот это мужчина! Он тебе позвонит?
– Номер телефона взял и два своих вбил. Наверное, позвонит, – пожала плечами и снова поморщилась.
– Что ты всё мордочку кривишь? Болит что-то? – заметила подруга, как я кручу плечом, пытаясь прочувствовать глубину и ширину проблемы.
– Есть немного.
– Ты его на плечах носила, что ли? – хохотнула.
– Нет… В общем… – я замолчала, раздумывая, рассказать ли самое интересное, о чём Света тактично не прашивала. – Он в сексе очень… как бы сказать… – Подруга опустила взгляд, не смущая меня и давая собраться с мыслями. – …как дикий зверь.
– Как лев? Или хомячок? – всё же не удержалась и тут же выставила руку. – Стоп! Не отвечай! Я бы тоже не хотела рассказывать, как мы трахаемся с Веником… – она закатила глаза. – Вдруг Сергей – твоя судьба! И как я потом должна буду развидеть то, что ты мне сейчас собираешься рассказать?! Нет, подруга, уволь меня от подробностей… – решительно заявила, но мгновенно сменила выражение лица на жалостливое, смешно вытянула губки трубочкой и сложила ладошки в молитвенном жесте: – Ну если только два словечка… таких… чтобы я сама додумала… Вдруг это так интересно, что я захочу с Веником попробовать…
Я рассмеялась:
– Тогда одним словом: это был хардкор.
– Ни-че-го се-бе… – протянула подруга. – И как?.. Ой, прости-прости!
– Ну вот, как видишь, – положила руки на плечи и немного помяла мышцы. – Непривычно, но… – я замолчала и прищурилась.
Света приоткрыла рот и чуть опустила и склонила вбок голову, вытаращив и без того большие глаза:
– Но…
– Мне понравилось. К тому же он умеет быть нежным, – я сунула в рот большой кусок пирога.
Подруга зависла где-то в своей реальности, провалив взгляд сквозь меня, и я смогла спокойно сделать большой глоток кофе. И чуть не прыснула им, когда она задумчиво протянула: