Вечер медведя
Шрифт:
Ее лапа ударила — существо едва покачнулось — и она почувствовала отвратительный треск, когда пальцы ее передней лапы сломались.
Когда ее когти бесполезно заскребли по ребристым пластинам брони, адский пес резко обернулся. Его гигантские челюсти сомкнулись на ее задней лапе. Острые, как бритва, зубы вонзились в ее мех и плоть.
Боль.
Взревев, Эмма полоснула своей неповрежденной передней лапой по голове твари. По бронированной голове. Она даже не поцарапала его.
Адский
Ощутив сильнейшую боль, она запаниковала. Ее лапы били его по голове, но когти были бесполезны против брони. Броня покрывала все его тело — делая его неуязвимым. Кроме…
Инстинктивно она изогнула переднюю лапу и вонзила когти прямо в левый глаз. Один проник внутрь.
Существо пронзительно взвизгнуло и попятилось назад.
Освободившись, Эмма рванула прочь через поляну, волоча за собой изуродованную ногу. На опушке леса она заколебалась. Повернулась.
Тряся головой, адский пес разбрызгивал повсюду кровь. Издав еще один вопль, он скрылся в лесу.
Победа. Но какой ценой? Опустив голову, Эмма застонала, когда боль усилилась, нога горела, словно в огне.
Люди уставились на нее во все глаза. Один из них угрожающе поднял ветку — свое оружие. Как будто она могла представлять угрозу. На трех лапах. Но она была медведицей. Конечно, они были напуганы.
Когда она заставила себя отойти, то осознала чудовищность катастрофы. Ее нога была уже не просто сломана. Раздробленные кости не заживут.
Она останется калекой. Одиночкой. Но если медленная смерть была той ценой, которую она должна заплатить, то она была довольна. Потому что с помощью Богини она спасла малышей.
Глава 2
Фаруэй, Территория Дешута
— У тебя есть детеныш. Только не говори этой визжащей мегере, что это я ее сдал. Мне все еще приходится жить на территории Дешутов.
Стоя на тротуаре в городе, где он когда — то жил, Райдер Ллуид вспомнил жалость и беспокойство на лице Гарольда. У мужчины были веские причины для беспокойства; Женевьева затаила мерзкую злобу. Сунув руку под куртку, Райдер коснулся грубых шрамов от укусов и царапин на левом плече. Это были не самые страшные раны, которые она нанесла ему за месяцы их совместной жизни.
Очевидно, она дала ему кое — кого еще.
Детеныш. Что, черт возьми, он будет делать с ребенком? Он не был ни женщиной, ни хорошим воспитателем. Он был неженатым самцом, у которого даже не было однопометника, чтобы помочь, потому что он предпочел злобную, эгоцентричную самку своему брату.
Клянусь Богом, он был так же глуп, как гном, помешанный на мусоре.
Глубоко в его душе потрепанная связь с сородичами болела гораздо сильнее, чем любой укус. С годами эта связь становилась все более болезненной, пока он не понял, что должен попытаться загладить свою вину. Всего неделю назад он покинул территорию Гарибальди в Канаде, направляясь на северо —
К Бену.
Его единственной надеждой было то, что брат сможет простить его.
А потом он столкнулся с Гарольдом и в итоге свернул в Фаруэй.
— Твоей маленькой девочке около четырех лет. И мне очень неприятно это говорить, кот, но твоего детеныша никто не любит. О нем никто не заботится. И с каждым месяцем она выглядит все хуже и хуже.
Клянусь волосатыми яйцами Херне.
Райдер провел руками по лицу, чувствуя под ладонями трехдневную щетину. Женевьева с детенышем? Трудно себе представить. Она ненавидела детей.
Он внимательно осмотрел ее дом. Это была дерьмовая конструкция. Даже без уровня он мог видеть, что дверной проем не был квадратным. В окнах виднелись щели, а потрескавшаяся черепица на крыше истончилась. Цвет дома, вероятно, был голубым, прежде чем выцвел до пятнисто — серого. Мысль о ребенке, живущем здесь под присмотром Женевьевы, была… невыносима.
Пройдя по заросшей сорняками лужайке, он остановился на покосившейся ступеньке и прислушался. Изнутри доносились характерные звуки спаривания — шлепки плоти и стоны. Очевидно, обитатели дома не стали дожидаться завтрашнего полнолуния.
Подождать, пока она закончит? Нет. Райдер постучал в дверь.
— Кто здесь, черт возьми? — изнутри раздался мужской голос.
Райдер постучал еще раз.
Глухие удары и ругань. Шаги. Дверь распахнулась, выпустив острый запах секса… и грязи, и гниющей еды. Похоже, Женевьева все еще была никудышной хозяйкой.
Застегивая блузку, она стояла в дверях, безупречно накрашенная… конечно. Мир вокруг нее может рушиться, но ее внешность никогда не пострадает.
— Райдер! Ну… — Ее глаза сузились.
От одного ее вида у него все внутри сжалось. Он протиснулся мимо нее и вошел в дом.
Пропахший виски тощий молодой мужчина на диване в гостиной схватился за свои джинсы.
— Ей — Богу, к чему такая спешка? — Мужчина безуспешно пытался встать.
Райдер повернулся к Женевьеве.
— Где мой детеныш?
— Кто? Какой еще детеныш? — Она широко раскрыла глаза.
Райдер знал этот трюк «Я — в—таком — замешательстве». Он знал почти все ее трюки.
Свирепый взгляд исчез, и мужчина одарил Райдера вялой улыбкой.
— Ты отец Минетты? Похоже на то. Она очень на тебя похожа.
Минетта. Теперь у детеныша было имя.
— Где она?
— Она где — то здесь. Возможно… — Рот мужчины закрылся, и он отвернулся.
Детеныш был здесь, когда взрослые трахались в гостиной? Конечно, даонаины были довольно откровенны в вопросах спаривания. Но не настолько же.
Райдер подошел к дверям в задней части дома. Одна из них явно принадлежала Женевьеве: украшения и одежда грудами лежали на комоде и тумбочках. Кровать королевских размеров воняла совокуплением и ее забивающими нос духами.