Вечера с Петром Великим. Сообщения и свидетельства господина М.
Шрифт:
Все молчали.
Гераскин вздохнул, налил все, что оставалось в бутылке, и протянул Молочкову в утешение.
Глава двадцать седьмая
КОГО СЧИТАТЬ СЧАСТЛИВЫМ
Первыми знатными иностранками на пути Петра в Европу были прусская королева София-Шарлотта и ее мать ганноверская герцогиня София. К тому времени Софии-Шарлотте было двадцать девять лет. Европейски образованная, она два года
Когда-то Лейбниц был ее учителем. С тех пор между ними установились особые отношения. Шестнадцати лет София-Шарлотта стала женой короля Фридриха I, человека тщеславного, занятого нарядами, развлечениями, придворным этикетом. Королева сторонилась этой жизни. Ее переписка с Лейбницем показывает их взаимное высокое чувство, для нее Лейбниц становится единственным, с кем она может отвести душу. Она интересовалась философией, радовалась, когда могла с Лейбницем обсудить философские проблемы. Она обладала крепким здравым смыслом и часто отыскивала путь там, где, по выражению Лейбница, «кончалась латынь философов». Она сердилась на него, если он объяснял ей свои работы поверхностно. Когда Лейбниц излагал ей теорию бесконечно малых величин, она иронично заметила, что имеет с ними дело давно, судя по невежественным и льстивым придворным. Лейбниц наслаждался ее остроумием. Ему доставляло удовольствие обсуждать с королевой работы французского философа Бейля, то были счастливые годы, полные взаимной любви и восхищения женщиной, достойной его и по уму, и по мужеству, с каким она смотрела на мир, на свою жизнь, зная, что болезнь настигает ее и вскоре поглотит.
Немецкий философ был наслышан о русском царе от Софии-Шарлотты и поехал на свадьбу другой немецкой принцессы с царевичем Алексеем в городок на Эльбе Торгау, там он встретился с Петром.
«Я ездил в Торгау, — признался Лейбниц в одном из писем, — не столько для того, чтобы смотреть свадебное торжество, сколько для того, чтобы видеть замечательного русского царя».
Знакомство не разочаровало Лейбница: «Дарования этого великого государя — чудесны».
То, что на Петра произвел впечатление Лейбниц, то, что Петр захотел вновь общаться с ним, — неудивительно. Хотя оценить гений Лейбница было дано не всякому, удивительно, как Лейбница, этого гиганта мысли, мог впечатлить ум Петра.
Его поведение вызвало у англичан толки, респектабельные придворные морщились, хмыкали над примитивностью царя, над его бескультурьем, а Лейбниц довольно потирал руки, нахваливал его и даже писал друзьям: «…Я склонен согласиться с русским царем, сказавшим мне, что он больше восхищается некоторыми машинами, чем собранием прекрасных картин, которые ему показывали».
Оказывается, в Англии вместо того, чтобы в королевском дворце любоваться знаменитой коллекцией живописи, Петр покинул провожатых, застрял у прибора для определения силы ветра. Это интереснее.
Несколько раз он посетил Монетный двор. По его указанию была закуплена машина для чеканки монет, и ему хотелось посмотреть ее в работе. Монетным двором Англии управлял в то время Псаак Ньютон.
Петра сопровождал Меншиков. Оба русских, видимо, произвели хорошее впечатление на Ньютона, и настолько, что впоследствии Меншиков получил диплом об избрании его членом Королевского общества — Британской академии наук — за деятельность по просвещению
— Ньютон и Петр! — повторял Молочков, скрещение этих имен приводило его в восторг. Два гения, величайшие личности восемнадцатого века, сошлись, он был уверен, что это не слепая случайность.
Вольтер в своей «Истории Петра Великого» писал, что Парижская академия показывала Петру свои редкости, но самое редкое в ней был он сам. Секретарь Академии тогда справедливо заметил: «История знает государей, которые прославили себя войнами, завоеваниями, и куда меньше тех, кто прославил себя просвещением». Вольтер считал в этом смысле Петра исключением. Во французских комплиментах всегда есть излишества, есть придворный этикет, но тут французы и в самом деле впервые увидели царя, которого версальский двор поразил куда меньше, чем аудитории Сорбонны.
Его общение с учеными считали капризом, невоспитанностью. Он и впрямь нарушает этикет, порою скандально, не считаясь ни с чем, кроме своего интереса. Особенно в первую свою поездку.
Первое посещение Европы было для молодого Петра открытием диковин, ему надо было успеть все потрогать, попробовать. Словно он попал в кунсткамеру.
Вторую поездку, спустя двадцать без малого лет, совершает зрелый муж, он знает, что ему надо, он достаточно скептичен, способен оценить технические новшества, получает удовольствие от архитектурных шедевров, от встреч с интеллектуалами.
В Париже он явился к знаменитому географу, историку, картографу Делилю не просто ради знакомства, Петр привез ему рукописные карты России. Они долго обсуждали географию южных морей России, Каспия и Азова. Несколько раз он с Делилем обговаривал организацию научной экспедиции для картографирования этих морей. Обозначилась и давняя увлекательная проблема: как соединяются два континента — Азия и Америка? Существует ли между ними пролив? Загадка эта не давала покоя Петру. Понадобились годы, чтобы подобраться к решению послать экспедицию. Наконец появились средства, возможности, и буквально за месяц до смерти Петр сел сочинять инструкцию Витусу Берингу, руководителю Камчатской экспедиции.
Делилю не приходилось встречать среди коронованных особ такого интереса к географии. Еще больше радовало стремление русского царя просветить Россию. Делиль рекомендовал Петра в члены Парижской академии наук, написал характеристику ему как ученому. Привез царя на заседание Академии. Академики показывали царю модель машины для подъема воды, коллекцию «небесных камней», звездные атласы, археологические находки. Живой ум Петра, а главное, горячий уважительный интерес к наукам произвели большое впечатление. Не случайно позже, когда обсуждалась кандидатура Петра в академики, его приняли единогласно. Академикам льстило, что «такой славный монарх из любви к художествам и наукам так и себя вознизить соизволил, и у партикулярных персон место себе взять удостоил»…
— Хватит, хватит, — взмолились мы.
Остановить Молочкова не удавалось, он заваливал нас все новыми сведениями о научных аппетитах Петра. Причем аппетиты его с годами не убывали.
Известный физик, к тому же математик, к тому же ботаник, Реомюр показывает ему подготовленные для печати рисунки по истории искусств. Цветные рисунки в печатном деле были в новинку. Удаляют катаракту больному старику — Петр присутствует при операции и поздравляет прозревшего. Фабрика зеркал… фабрика гобеленов… фабрика ткацкая… устройство фонтанов…