Вечерний день
Шрифт:
Михаил Климман
Вечерний день
М. Климман «Вечерний день»: АСТ, Астрель, Хранитель; Москва; 2008 ISBN 978-5-17-049097-4, 978-5-271-19148-0, 978-5-9762-5522-7
Аннотация
Старинная шкатулка, купленная знатоком-коллекционером, оказывается, имеет не только материальную ценность... В ней скрыто то, что должно изменить весь ход истории.
Но открыть ее невозможно - нужно знать хитрый замысел мастера.
Вот эту задачу и должен решить пожилой коллекционер. Но не слишком ли это рискованно?
Кому доверять, если даже любимая женщина оказывается замешанной в этом деле?
Михаил Климман Вечерний день
Глава 1
Платонов вышел из машины, расплатился с шофером и аккуратно, пытаясь не попасть ногой на лед, отправился домой. С товаром он никогда, если позволяли объем и вес, не подъезжал прямо к подъезду. А объем и вес обычно позволяли - Владимир Павлович старался не работать с громоздкими и тяжелыми предметами.
Шкатулка, правда, оказалась довольно увесистой и неприятно била по ноге. Да книжку еще эту - «Код да Винчи» - он зачем-то прихватил с собой. Глупость какая-то - лишний килограмм оттягивает руку, а вместе со шкатулкой почти отрывают плечо. Захотелось старому дураку почитать модный бестселлер. А если еще и лифт с утра так и не работает, то топать на восьмой этаж сталинского дома с высокими потолками - удовольствие ниже среднего.
Подъезд уже был виден как на ладони, когда пролетавший мимо джип обдал Платонова фонтаном той гадостной смеси, в которую превращают снег на дороге выхлопные газы, химические реагенты и колеса автомобилей. Владимир Павлович успел зажмуриться, чем и спас глаза, чертыхнулся и, болезненно поморщившись, вытер лицо рукавом пальто.
В таком привычном способе - приезжая домой, выходить несколько раньше, а не у своего подъезда - были свои плюсы и минусы. Минусы были налицо, точнее, на лице, а плюсы... Платонов надеялся, что никто из его соседей так ничего и не знает про его увлечения и страсти. В квартиру он никого не впускал, да никто особенно и не просился, так только, могли зайти спросить соли или спичек, которые у Владимира Павловича всегда были, и он их всегда давал. А по подъезду и лестничной площадке он ничего крупного не носил. Небольшие свертки - вроде дед из магазина пришел, купил себе кефиру или хлеба, на крайний случай веревку с мылом.
Последнее время и эти походы за спичками прекратились. Квартира напротив стояла пустая уже несколько месяцев - хозяйка, жившая с дочерью то ли в Варшаве, то ли в Кракове, перестала ее сдавать приезжим и выставила на продажу. Где-то раз в две-три недели Платонов видел незнакомых людей, входящих и выходящих из этой квартиры, которых сопровождал обычно вертлявый человек лет сорока, наверное, представитель фирмы-риелтора.
Было понятно, что скоро его уединению наступит конец - квартира, хоть и однокомнатная и на последнем этаже, но с большой кухней, в хорошем доме и на тихой улице в центре, долго стоять непроданной не могла. А жаль.
Правильней всего было, конечно, купить эту однушку самому, чтобы никто и никогда не мешал, но, с одной стороны, метража у Владимира Павловича хватало с избытком, а с той же стороны, демонстрировать кому-нибудь, что у него есть «такие» деньги, было нельзя.
Он кивнул сидящей в будке консьержке киргизке и прошел к лифту. Многие во дворе возмущались, что все дворники, консьержи и уборщицы в подъездах теперь были гастар- байтерами, но Платонова это нисколько не волновало - каждый выживает, как может. Ведь не от хорошей жизни эти дети южных краев потянулись в страшно холодную для них столицу. Главное: дело делают и гораздо лучше, чем когда эти «должности» занимали местные алкаши. Теперь хоть по двору пройти можно.
Давай я твой пальто почищу, - услышал он за спиной резкий голос с неприятным акцентом.
Что?
– не понял Платонов.
Пальто дай. Чистить буду, - повторила жительница южных краев.
Нет, спасибо, - Владимир Павлович отвернулся к лифту.
Как знаешь, - совсем по-русски ответила женщина и закрыла свою каморку.
Платонов знал, что за чистку придется платить какие-нибудь смешные деньги, рублей
двадцать - тридцать, но делать этого было нельзя. Пенсионер, подрабатывающий в цирке гардеробщиком, не мог быть мотом.
Дверь лифта с гулким стуком захлопнулась, и Платонов медленно поплыл на свой чердак. Его квартира и пустующая однушка располагались в некоем подобии башни, возвышающейся над основным корпусом, что придавало дому почти романтический вид. Парную к ней башню занимала мастерская художника. Владимир Павлович иногда наблюдал его за работой, но сам задергивать занавески с этой стороны никогда не забывал.
Он вошел в прихожую, положил сумку со шкатулкой и приобретенными сегодня предметами на подзеркальный столик и снял зимние ботинки. Поставил их на отдельный коврик, чтобы стекла вода, потом снял пальто и внимательно рассмотрел его. Все оказалось не так уж и страшно - щетка, горячая вода и пятнадцать минут работы привели добротную ткань в достаточно приличное состояние. Сохнуть будет, наверное, целый день, но завтра Платонов собирался выходить на работу только вечером.
Он развернул шкатулку, поставил ее посреди большого стола в центре комнаты и отправился на кухню. Винегрет, отварная рыба и бездрожжевой хлеб были куплены еще вчера. Из еды Владимир Павлович мог позволить себе все, что угодно: от консервированных французских паштетов до простой черной икры, никто все равно не видит, что он несет домой из магазина. Но три российских богатыря - холецистит, гастрит и геморрой диктовали свои условия, и Платонов давно перестал с ними спорить.
Он прошел к серванту, достал бутылку «Мартеля», большой стеклянный бокал и пачку сигарет (сегодня по поводу столь значительной покупки он решил гульнуть) и отнес все это на стол. Вернулся на кухню за тарелкой, вилкой и салфетками.
Все это время, двигаясь по квартире, Владимир Павлович постоянно посматривал на шкатулку (про себя он называл ее «ларцом») и почти разговаривал с ней. Слов не было слышно, но выражение лица постоянно менялось, глаза смотрели то вопросительно, то восхищенно, а один раз он даже показал неведомо кому язык.
Наконец с сервировкой было покончено, Платонов сел за стол, автоматически включил телевизор, также автоматически убрал почти до нуля звук и приступил к трапезе.
Он жевал безвкусный винегрет, в его годы туда клали или соленый огурец, или квашеную капусту, которые придавали этому скучному блюду некоторую пикантность, а сегодня, видимо, об этой «величайшей кулинарной тайне» никто не знал. Владимир Павлович мог, конечно, поделиться с молодежью, но сильно сомневался, что кто-нибудь его послушает.