Вечерний день

Климман Михаил

А в общем-то во всех трех вариантах человек работает с книгой как с целым, вычленяя оттуда нужные ему для работы места.

Совершенно другая психологическая ситуация, когда человек, читая, ставит галочки возле слова, фразы, строки, которые либо кажутся ему удачными формулировками собствен­ных мыслей, либо, наоборот, раздражают своей неправильностью и несоответствием, как это было вчера с самим Платоновым.

Но неизвестный ему читатель не принадлежал ни к той, ни к другой группе. К первой очевидно, так как отмечались отдельные слова и фразы. Но и ко второй тоже, потому что никакой информации отмеченные

куски текста не несли. Ну, или почти никакой.

«Здесь точно должно что-то быть.» - какая информация заключена в таком предло­жении? Что могло привлечь человека в этой абсолютно бессмысленной без контекста фразе?

Или это: «- Принцесса, - улыбнулся он, - жизнь полна тайн. И узнать все сразу никак не получится». Это про что? Вот эта поистине глубочайшая мысль о том, что лошади кушают овес?

А вот еще перл: «- Почему именно я?
– так размышлял Лэнгдон, идя по коридору». Бред сивой кобылы.

А может?. Может, это какой-то код и человек, ставя галочки, просто передавал кому- то секретную информацию. Платонов, не домыв посуду, помчался в комнату, но по дороге остановился. Если это шифрованное сообщение, то как могла старуха подарить ему книгу? Или не знала об этом ничего? Полная потеря памяти? Или, как в только что прочитанной книге про Леонардо, послание предназначено лично ему - Владимиру Павловичу Плато­нову?

Это уже правда из области психиатрии. Никаких общих знакомых с Лериными у него никогда не было, Плющ вышел на них через свои каналы. Конечно, Москва - это большая деревня, и наверняка каких-то общих знакомых с Станиславом Петровичем можно было бы найти, но. С другой стороны он же не всемирно известный эксперт и не директор музея, чтобы незнакомый человек передавал ему тайные послания.

Платонов стоял над креслом с открытой книгой в руках, рассматривая пометки неиз­вестного читателя (мысленно он уже решил, что оставил их все-таки предыдущий владелец ларца, но пока не подтвердил этого «свидетельскими показаниями» и продолжал делать вид, что это не так), и понимал, что последняя его идея, скорее всего, тоже никуда не годится.

Похоже, это просто «Код Леонардо» навеял на него такие мысли. Ну, не выглядит это шифром. Хотя все равно придется проверить.

Владимир Павлович положил книгу на кресло, вернулся на кухню, домыл плиту и рако­вину. Потом вытер все насухо, расставил на свои места. И все это время он пытался угово­рить себя, что занимается злосчастными пометками на не понравившейся ему книге просто потому, что интересно, а не потому, что некуда себя деть.

За почти десять лет, прошедших со дня смерти жены, Платонов привык к одиночеству, осознал, ощутил его не как беду, а как непременный атрибут жизни и научился с ним упра­вляться. Он аккуратно распределил его на правильные объемы, каждый наполнил своим цве­том и содержанием, а то, что оно оказывалось зачастую бессмысленным, предпочитал не замечать. Да и даже думать об этом Владимир Павлович себе не позволял.

День через два он работал в цирке, и таким образом уходили десять вечеров в месяц. Три раза в неделю он обходил антикварные магазины, и таким образом убивалось двенадцать раз по полдня, а то и больше. На то, чтобы обслуживать себя - стирка, уборка, хождение по магазинам, - тратилось по полтора-два часа в день.

А еще Владимир Павлович много читал. Последнее время это становилось все труд­нее - уставали глаза. Плющ советовал завести компьютер и читать с экрана, сделав какой угодно по размеру шрифт, но идея эта была отвергнута на корню. Почему-то Платонов ни в какую не хотел заводить себе эту новомодную игрушку. Не соблазняли его ни возможности Интернета, ни разнообразные игры, которые так красочно расписывал Плющ.

Таким образом, дыры во времени, когда нечем было себя занять, были и, мало того, из-за усталости глаз увеличивались. Владимир Павлович перепробовал множество разных занятий, даже пытался вышивать на пяльцах, но хобби себе так и не нашел. Последнее время он раздваивался между написанием мемуаров и фотографированием и склонялся посте­пенно к последнему.

В принципе разработанная им стратегия действовала безотказно, но сегодня под вли­янием каких-то обстоятельств давала сбой, и это ему совершенно не нравилось.

Платонов взял чистый лист бумаги и «Код да Винчи». Пришлось сесть за стол, а не в любимое кресло, потому что он собирался писать, а делать это «на коленке» Владимир Павлович не любил. Он отчеркнул вертикальную черту вдоль листа, потом сверху горизон­тальную. В образовавшемся в левом углу небольшом квадрате написал «№№ страницы», в длинной и узкой ячейке «Отмеченный текст» и открыл первую страницу.

С лестничной площадки послышался шум. Пришлось встать, выглянуть в глазок. Соседка, поглядывая на его дверь, в том же халате, но с завязанным вокруг шеи шарфом, вытаскивала к лифту упаковочный материал - рваную бумагу, обрывки скотча, какие-то смя­тые коробки.

А Палыч стоял, смотрел на «обстоятельство», которое нанесло такой ущерб его защите, он больше не мог уже это от себя скрывать и решал, что же теперь с этим делать.

Глава 4

Слушай, - повернулся к Владимиру Павловичу Болтун и встряхнул шкатулку, - а что там внутри? Краеугольный камень, рукописи Шекспира или корона Российской империи?

Ты уверен, что там что-то есть?

Абсолютно, - Болтун еще раз потряс шкатулку.
– Там что-то движется, довольно большое и занимающее почти весь объем. Это не деталь замка, внутри что-то хранится...

И все встало на свои места.

Вчера Платонов немалое время потратил на то, чтобы разобраться с этими галочками на полях. Он аккуратно выписывал помеченные карандашом фразы, пытаясь найти в них хоть какой-то смысл, и почти преуспел в этом начинании.

Пришлось, правда, почти сразу выбросить первый листок, расчертить второй и доба­вить в нем третью колонку - «Комментарии», записи в которой, однако, появлялись спора­дически. Он пролистал почти половину книги, когда у него заболела спина. Тогда он встал, чтобы пройтись, потянулся и взглянул на свою работу:

страница 10 - «Так что, когда помрешь, я буду единственным на свете человеком, который знает правду».

страница 20 - «Они занимаются этим вот уже несколько веков». страница 28 - «Игра ваша, правила тоже».

страница 31 - «Вообще не знаком, мы с ним ни разу не встречались». страница 32 - «Ведь интересы у нас были примерно одинаковые».

страница 60 - «"Непонимание рождает недоверие"», - подумал Лэнгдон». «Комментарий: скорей всего, имя здесь случайно, важен только афоризм».