Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
– Ну зачем вы так, Вадим Александрович?
– примирительно сказал Виталий.
– Успокойтесь, пожалуйста. Товарищ Албанян ничего особенного ведь не сказал. Каждый отвечает за себя. Вы не исключение.
– Но как так можно? Как так можно? Этот тон!..
– продолжал кипеть Левицкий.
– Я не допущу! Я не желаю! У меня есть нервы! Я артист!
– Вы администратор, - сухо поправил его Эдик.
– Не ваше дело, кто я. Нет, что он от меня хочет?
– Левицкий повернулся к Виталию, голос его предательски дрожал.
– У меня начинает болеть сердце.
Он демонстративно стал тереть грудь под пиджаком.
– Я вас прошу успокоиться, Вадим Александрович, - решительно произнёс Виталий.
– Мы даже не подошли ещё к главным вопросам. Вы нам пока лишь охарактеризовали некоторых из ваших сотрудников, отрицательно охарактеризовали, и высказали предположение, что они за вашей спиной могли совершать какие-то махинации. Так?
– Абсолютно верно. Абсолютно, - закивал Левицкий. Губы его дрожали, и он не сводил с Виталия преданных глаз.
– Махинации эти могут быть связаны с утаиванием каких-то денег, видимо. Не так ли?
– А что же ещё? Конечно, их интересуют только деньги.
– Тогда в этом должны быть замешаны и кассиры. Через них идут деньги.
– Конечно, замешаны. Одна из них, кстати, жена этого Горохова. Чудовищная женщина. Жадность непомерная, уродлива, ка… как кикимора, и коварна, как колдунья. Шекспировский образ!
– А другая кассирша?
– Майка? Потаскуха. Любовница этого Горохова, оказывается.
– Ничего себе квартет!
– усмехнулся Эдик.
– Интересно, кто дирижёр?
– А я не желаю с вами разговаривать!
– раздражённо откликнулся Левицкий, не поворачивая головы.
– Я на вас персонально буду жаловаться генералу… - Он снова назвал ту же фамилию.
– Вы мне моральные пытки не устраивайте!
– Да-а, - покачал головой Лосев.
– Мы даже не ожидали, что у вас такое опасное окружение, Вадим Александрович. Вернее, что вы себя окружили такими людьми. Как вы полагаете, каким образом в этих условиях может идти хищение денег?
– Понятия не имею, - нервно пожал плечами Левицкий.
– Я ведь только предположил. Но я устал. Устал! Я ничего уже не соображаю…
– Вы хотите отдохнуть, или, может быть, пригласить врача?
– Я хочу уйти.
– Но разговор у нас не окончен, - мягко возразил Лосев.
– Всё равно я хочу уйти. Я вам напишу всё, что знаю. Клянусь. А сейчас я хочу уйти, у меня больше нет сил…
Он в изнеможении откинулся на спинку стула.
Даже внешне Левицкий поразительно изменился за время этого недолгого разговора. Ничего уже не осталось от того самоуверенного, надменного и обаятельного красавца, который зашёл в эту комнату всего какой-нибудь час назад. Сейчас на стуле сидел всклокоченный, обессиленный человек с посеревшим лицом, тусклыми, злобными глазами и съехавшим набок галстуком. И всё это случилось во время, казалось бы, совсем безопасного для него разговора, когда он сам трусливо разоблачал и топтал своих приближённых.
– Речь у нас с вами пойдёт о серьёзных преступлениях, к сожалению, - строго сказал Виталий.
– Очень серьёзных, Вадим Александрович. И должен вам сказать, что на вашем месте…
– Я никому не желаю быть на моём месте!
– чуть не плача, закричал Левицкий, трагически воздев вверх руки.
– Меня обманули! Меня погубили! Можете вы это понять? Погуби-ли!
– Будьте уверены, мы всё выясним, кто там у вас кого погубил, - сказал Эдик.
– И вот если вы нам…
– Отпустите меня, - простонал Левицкий.
– Я хочу домой… Я хочу умереть дома… Я покоя, наконец, хочу! Поймите вы, ради бога! Покоя!
– Вам нужен врач, - покачал головой Виталий.
– Сейчас мы его вызовем. И вам станет легче. Тогда и продолжим разговор. Ну, а в крайнем случае перенесём…
– Нет!
– воскликнул Левицкий, театральным жестом как бы отстраняя что-то от себя.
– Нет! Я не желаю к вам возвращаться! Спрашивайте. Я всё скажу, что знаю.
– Он перешёл на драматический шёпот.
– Всё-всё, что знаю, что слышал, что видел, о чём догадывался… - И вдруг он снова взорвался, стукнул кулаком по краю стола.
– Спрашивайте, вам говорят!
«Истерик, - подумал Виталий.
– Тряпка, истерик и, конечно, жулик ко всему». Его охватила брезгливость. И он сказал:
– В таком состоянии с вами бесполезно разговаривать. Ладно. Поезжайте домой. Мы с вами встретимся в другой раз. Не возражаешь?
– спросил он у Эдика.
– Нет, пожалуй, - согласился тот и враждебно добавил: - Успеем ещё поговорить.
– Ну хорошо же… Я уеду… - плачущим голосом с угрозой произнёс Левицкий.
– Я уеду… Хорошо же…
Он с усилием поднялся со стула, взял подписанный Виталием пропуск и медленно вышел из комнаты.
…Ночью Виталия поднял с постели дежурный по Управлению. Он торопливо сообщил:
– Лосев? Быстрее собирайся. Высылаю машину. Только что сообщили. Твой Левицкий выкинулся из окна. Насмерть, конечно. Восьмой этаж. Оставил письмо.
Виталий примчался на квартиру Левицкого, когда там уже были сотрудники дежурной оперативной группы и местного отделения милиции. Ему показали предсмертное письмо Левицкого. В нём он подробно описывал всю систему хищений, называл имена, суммы, даты. По существу, это были развёрнутые признательные показания. «Будь они прокляты!
– писал он.
– Да, я слабый человек, я поддался. Но больше я не могу. Больше я вечером в круг не сяду. Всё. Сил нет». Левицкий нашёл выход, который не учёл Эдик Албанян.
Так закончилась это сложное и поучительное дело, главный узел которого оказался в области «совсем не криминогенной», как выразился полковник Углов.
1980-1981 гг.