Вечерняя заря
Шрифт:
Бондесенъ. Къ политик? Хотите быть депутатомъ?
Карено смется. Нтъ, нтъ, я пошутилъ.
Бондесенъ. Выйти изъ ферейна и стать депутатомъ?
Карено. И вырвать побду у профессора Іервена. Смется.
Бондесенъ. Нтъ, это легче сказать, чмъ сдлать. Если мы и побдимъ, то выборы Іервена обезпечены.
Карено. Я пошутилъ. Стипендія отъ меня не уйдетъ. Меня въ этомъ не разубить. Звонятъ. А наконецъ!
Бондесенъ. Теперь-то ужъ это вашъ
Карено. Тарэ, Тарэ. Нтъ, серьезно, вы съ нимъ не шутите.
Бондесенъ. Напротивъ, я дрожу и трепсщу.
Тарэ, 29-ти лтъ, одтъ бдно, входитъ изъ двери на заднемъ план; глубокій поклонъ.
Карено протягиваетъ ему руку. Здравствуйте, Tapэ. Добро пожаловать. Ведетъ его впередъ.
Бондесенъ медленно поворачивается въ кресл и взглядываетъ на него.
Тарэ останавливается посреди комнаты. Я хотлъ бы говорить съ вами наедин.
Карено. Господа, вы не знакомы… Редакторъ Бондесенъ.
Бондесенъ. Вы хотите, чтобы я ушелъ, господинъ Тарэ?
Тарэ. Да; или вы или я:
Бондесенъ. Хе! Отлично. Вы не желаете быть въ моемъ обществ?
Тарэ. Совершенно врно.
Бондесенъ внимательно взглядываетъ на него. Но, но, потише, молодой человкъ!
Тарэ къ Карено. Мн нечего длать съ этимъ человкомъ.
Бондесенъ встаетъ. Въ такомъ случа я могу уйти. Улыбается. Вы, по крайней мр, позволите мн выйти въ ту дверь, черезъ которую вы вошли? Протягиваетъ Карено руку. Тарэ пожимаетъ плечами.
Бондесенъ надваетъ шляну и идетъ къ двери налво. Не допускаете даже и этого.
Карено. Не сюда. Вы идете въ кухню.
Бондесенъ. А что же мн еще остается? Я зайду еще попоздне. До свиданья, Карено. Да, да, такъ вы выбрасываете прессу за бортъ, господинъ Тарэ! Уходитъ налво.
Карено добродушно улыбается. Почему вы такъ суровы къ бдному редактору?
Тарэ. Я отвчу на это однимъ словомъ: потому что онъ запятналъ свою жизнь измной, потому что онъ — ренегатъ.
Карено неподвижно смотритъ на него секунду. Садитесь, Тарэ. Садится.
Тарэ садится. Вы получили мою записку?
Карено. Да, конечно, благодарю васъ.
Тарэ. Итакъ, я прихожу не по порученію ферейна. Но у насъ было засданіе.
Карено. Безъ меня?
Тарэ. Безъ васъ. Совщаніе. Ничего не имютъ противъ выбора новаго старшины.
Карено встаетъ. Что вы говорите?
Тарэ. Ничего не имютъ противъ. Поэтому я и пришелъ предупредить васъ.
Карено. Меня хотятъ исключить изъ общества?
Тарэ. Вы становитесь намъ чужимъ. Мы такого высокаго мннія о васъ, а вы не идете за одно съ нами. Теперь вы даже знаетесь съ этимъ Бондесеномъ.
Карено. Нтъ, знаете, это уже слишкомъ! Я не позволю, чтобы мн предписывали, съ кмъ я долженъ быть знакомъ. Ходитъ взадъ и впередъ.
Тарэ безпокойно. Прежде вы этого бы не сдлали. Въ молодости вы указали на дверь измннику Іервену.
Карено. Въ молодости? Я такъ же молодъ, какъ и тогда, я такъ же молодъ, какъ и прежде. Я сталъ только боле зрлымъ. Я безпрерывно думаю и изучаю, я еще расту съ каждымъ днемъ. Ходитъ взадъ и впередъ.
Тарэ. Мы отлично помнимъ, что вы въ свое время написали о ренегатахъ: они не только падаютъ сами, но влекутъ за собой другихъ и унижаютъ борьбу за жизнь; за это они должны быть побиты на смерть. Вы написали: побиты на смерть.
Карено. Такъ чего же собственно требуетъ отъ меня ваше общество?
Тарэ поднимается. Я уже сказалъ, что оно недовольно вами. Въ свое время вы утверждали, что знаніе для знанія не можетъ сдлать человка счастливе. А теперь вы вписываете въ бюджетъ основаніе нсколькихъ народныхъ школъ. Въ свое время вы требовали, чтобы для калкъ были устроены отдльные сады, а теперь они могутъ слоняться при полномъ солнечномъ освщеніи по всмъ общественнымъ гуляньямъ, какъ будто такъ и слдуетъ, и омрачать этимъ жизнь другимъ. Вы стояли въ прежнее время за войну, потому что не хотли свое ясное, какъ день, право отдавать въ руки третейскаго суда, а теперь вы сочувственно отзываетесь о мечт всхъ бараньихъ головъ: о вчномъ мир. Все это вы длаете изъ чувства гуманности. А знаете ли вы, что это такое? Пуддингъ, сладкій пуддингъ. Останавливаясь. Простите!
Карено. Продолжайте.
Тарэ. Мн хотлось только знать, можетъ быть мы неврно поняли вашъ взглядъ на выборы. На этотъ разъ мы дйствительно должны одержать величайшую побду; но мы васъ поняли такъ, что при извстныхъ условіяхъ вы пойдете на компромиссъ.
Карено. Можетъ быть вы и правы, что я, какъ бы сказать, — нсколько неясно высказалъ свой взглядъ на выборы. Вы заставили меня говорить, я былъ неподготовленъ.
Тарэ горячо. Да, не правда ли! Мы ложно поняли васъ. Мы сейчасъ же должны были сообразить это. Но вы знаете, мы нсколько подозрительны. Измняетъ одинъ, другой, мы начинаемъ никому не доврять.
Карено. Итакъ, я говорилъ нсколько неясно. Я хотлъ сказать, что нкоторыя обстоятельства могли меня принудить войти въ сношеніе съ противной партіей. Но…
Тарэ. Ихъ нтъ. Такихъ обстоятельствъ нтъ. Нтъ, я тогда же подумалъ объ этомъ. Длаетъ шагъ въ сторону. О, господинъ Карено, мы умоляемъ васъ не сдаваться. Вамъ уже за пятьдесятъ, и у васъ сдые волосы; и, несмотря на это, вы всегда стояли твердо. Вы создали великій примръ въ нашемъ город.
Карено возбужденно. Слава Богу, здоровье у меня было прекрасное, а мн не мало пришлось перенести. Садитесь, Тарэ, и поговоримъ спокойно. Нтъ, нтъ, лжетъ тотъ, кто говоритъ, что я когда-либо собирался сдаться.