Вечная мерзлота
Шрифт:
– Семеныч, ты чего здесь, готовьте машину! – у Белова и злость была на что-то, и все пело внутри.
– Я в строю! – усы Грача обвисли от снега, но дед был в боевом настроении.
Старик кивнул капитану, решительно двинулся вдоль борта, но тут палуба ушла у него из-под ног, дед поскользнулся, полетел боком на кнехт и скорчился. Белов кинулся к нему.
– В порядке, Сан Саныч, – корчился от боли старик, – все в строю! – Встать он не мог.
Буксир подкидывало ударами волн, палуба была местами обледеневшая, Белов пытался взять его подмышки, но старик встал на корячки и покачал головой, чтобы Белов не трогал. Сан Саныч отпустил старика, высунулся за борт,
– Сам разденешься?
– Что ты со мной как с дитем, Сан Саныч?! Иди, давай! Сам я, ох, ептыть!
Белов метнулся наверх. Авралом заправлял Померанцев. Люди уже были на борту, шлюпку подняли из воды и теперь заводили на пароход. Старпом с Климовым в насквозь мокрых телогрейках сидели на палубе и устало улыбались, Фролыч кому-то показывал «покурить», Нина Степановна, скалясь от напряжения и посверкивая металлическими фиксами, стаскивала с Егора спасательный круг. Тот будто прирос к разбухшей одежде. Егор виновато, как нашкодивший щенок посматривал вокруг и на Сан Саныча, его колотило, платок сполз с головы кокши, она решительно стянула круг вместе с телогрейкой и, уверенно обняв боцмана за пояс, потянула в сторону тепла.
Шлюпка встала на место.
– Шабаш! – раздался уверенный голос Померанцева.
– Фролыч, ты как? – Белов увидел, что на голове старпома нет шапки, надел на него свою.
– В порядке! – кивнул старпом, оберегая дымящуюся папиросу.
Белов с благодарностью глянул на своего старшего помощника. Тот увидел его взгляд, подмигнул, чуть улыбнувшись, все, мол, слава Богу.
– Снимаемся! Вставай на брашпиль! – Белов решительно пошел в рубку.
Все были на борту. Все было в порядке. «Полярный» ждал, когда его снимут с якорей. Сан Саныч проехался пятерней по мокрым волосам, сбивая с них снег, двинул вперед ручку телеграфа и нагнулся к переговорному:
– Самый малый, давай!
И вскоре почувствовал, как ожила машина. «Полярный» снова был полон сил.
– Ну, с Богом! – скомандовал сам себе Белов, и высунулся из рубки, – Выбирай!
Вскоре буксир встал на курс, принимая волну левой скулой. Качать стало меньше, только временами какая-то высокая волна врезалась, сотрясая весь корпус и окатывая судно до самой рубки и дальше. Белову было весело, он потянулся, включил радиоприемник. Передавали последние известия… «ткачихи Ивановской фабрики…» он снова выключил. Не хотелось никаких ткачих. У него на буксире… у них тут все было в порядке. Даже веселой музыки не надо было. Хотелось слушать злобный, рваный вой побежденного шторма и чувствовать гордость за свою команду. В ботинках хлюпало, под ногами растекалась лужа. В рубку сунулся Померанцев:
– Товарищ капитан, разрешите вас подменить? – он уже был в сухой одежде. Как будто стеснялся чего-то. – Меня Иван Семеныч послал.
Белов застыл на секунду, но кивнул головой, ткнул пальцем в курс и уступил штурвал.
В большой каюте под тремя одеялами сидел на кровати боцман. Его так трясло, что казалось из-за него трясется вся каюта.
– Спирту примешь? – рассмеялся Белов.
Егор, один нос
– Выпьешь?
– Нет! – выдохнул Егор и спрятался совсем, одни глаза остались. Пробубнил что-то виноватое в одеяло.
– Чего ты? – не понял Сан Саныч.
– Ду-думал все уже. Потону! – во взгляде боцмана до сих пор был испуг.
Фролыч, улыбаясь, стягивал с себя мокрое, шлепал на пол. Зевал неудержимо, разморенный теплом.
– Кочегар этот, Йонас, ничего мужик… ну и Климов… Не видно же ни хрена, как Егора разглядели?
Белов изучал малиновую рожу старпома и завидовал, самому хотелось сходить на шлюпке в такой шторм. Он любил своего спокойного и сильного старшего помощника. Да и все его уважали.
Белов ушел к себе и стал снимать сырую одежду. На часах было половина двенадцатого ночи. В каюте тепло, сухо, если бы не качало, не било в борт, да не выло зверем наверху… хоть спать ложись! Матрос Климов неслышно возник в проеме двери, снял мокрую ушанку:
– Заплатка течет, Сан Саныч!
– Сильно? – спросил Белов.
– Двумя ручьями! По колено уже набежало!
– На то она и заплатка, чтобы течь, – невозмутимо отреагировал старпом, выходя из своей комнаты, – пойдем, качнем, Игнат Кирьяныч!
14
В полтретьего ночи были за мысом, в Ошмаринскую бухту заходили по пологой метровой волне, которая, слабея, докатывалась сюда с Енисея. Встали в устье речки, в глубокой курье [51] . Здесь было тихо, птички щебетали на утреннем солнышке. «Полярный», как броненосец был покрыт ледяным панцирем. Народ хоть и наломался, а не спал. Из кормового кубрика доносились взрывы смеха. Степановна нажарила любимой всеми картошки с луком и на сале.
В командирском кубрике тоже было оживленно. Собрались в каюте пострадавшего Грача. Продубевшие на ледяном ветру лица раскраснелись в тепле. Руки у всех свекольные. Грач сидел в одних трусах у себя на койке, обложенный подушками – вокруг длинной кровянистой полосы на боку начинало помаленьку синеть.
51
Курья – залив.
– Опасаюсь, ребро бы не сломал, – сипел Иван Семенович, аккуратно нарезая почищенного уже, текущего жиром омуля и раскладывая закуску. – Егорка, сынок, сбегай на палубу, отщипни осетришку… О! – Механик вытаращил испуганные глаза. – А где у нас рыба? Что-то я ее не видел!
– Степановна убрала… как вся эта канитель началась, снесла к себе на камбуз, – улыбался старпом.
– Егорка, бежи сбегай, отрежь бочок!
Егор, одетый в ватные штаны и два свитера с ножом в руках побежал на палубу, вместо него вошел Белов, розовый, только из горячего душа, поставил бутылку спирта рядом с открытой банкой американской тушенки, которая вкусно пахла на всю каюту. Сел на койку к Семенычу:
– Ну что, старый, дал нам сегодня батюшка-Анисей просраться! Болит бок?
– Вон! – задрал руку Грач, поворачиваясь левым боком и показывая ушиб, – прямо на угол налетел, ты же видал! Как салага, ей Богу!
Егор принес бок осетра, сковородку жареной картохи и три больших вареных утиных яйца. Все были голодные. Старпом почистил яйца, развалил пополам оранжевыми желтками.
Белов разливал.
– Слышь, Сан Саныч, давай мужикам бутылку отнесу, – предложил старпом.
– Не положено! – Белов, не отвлекался, отмерял дозы по кружкам.